Милый, ты меня задолбал! Меня достало твоё существование в своём внутреннем мире. А я так, для декора, или вроде мебели. Хочешь вкусный ужин? Бегу, милый, уже мясо размораживаю. Хочешь, что-нибудь сделаю для тебя? Да не проблема! Носочки постирать? Давай с ними ещё и футболку выстираю.
«Милый, давай поговорим». Два слова — и прямиком в другую комнату. Ты же устал, тебе отдохнуть нужно.
«Что за день интересного произошло?» — «Ничего». А потом выясняется, что много и о-о-очень интересного.
«Что купим — это или это?» — «Я не знаю». Так я у тебя и спрашиваю совета — ты должен в этом понимать больше меня.
«Что на ужин приготовить?» — «Не знаю». Хорошо, в следующий раз не говори, что ты это не ешь. Ну, или ходи голодным.
Секс? «Я устал». Ну, хорошо, милый, отдыхай, набирайся сил, утром, надеюсь, я получу желаемое. Утро. Всё без изменений.
Так и живём изо дня в день, занимаясь сутки напролёт каждый своими делами, проводя вечера молча и ложась спать чуть ли не порознь. Я уже смирилась с тем, что практически все решения относительно чего-либо я в итоге принимаю сама. Я привыкла делать всё сама. Но так и не поняла: зачем тебе всё это? Живи в своём мирке и не трогай никого. Предавайся воспоминаниям, как хорошо когда-то было с тем-то и там-то, меня только оставь в покое. Не хочешь? А что-то изменить в своём отношении ко мне? Тоже нет? Тогда терпи — и не говори, что я виновата и что сама себя довожу: это твоих рук дело. Только вот моего терпения осталось всего на пару выяснений отношений, а дальше сил не останется, и всё будет так, как ты хочешь, только без меня.
Узнал себя? Нет, ты же не такой. Да и с таким описанием — треть мужского населения страны, но только не ты. Самолюбие говорит, что это точно не про тебя. А если всё-таки узнал, то, надеюсь, услышишь меня, и хоть что-то изменится.
Добрый день. Меня зовут Анечка, мне 23 года. У меня есть мужчина, с которым мы вместе живём у меня дома. И у него есть мама. И знаете что? Если мы вдруг расстанемся, то я буду искать себе мужа-сироту.
Она звонит ему около десяти раз за день. Если он не берёт трубку, то она начинает «волноваться». К счастью, мне хватило мозгов не приглашать её в гости, а не то она бы приезжала каждый раз, когда мы не слышим телефон, спим или занимаемся сексом.
Я не знакома с ней лично, но несколько раз мы общались по телефону. Более печальных телефонных монологов я не слышала никогда. В первую нашу беседу эта женщина сообщила мне, что в её сексуальной жизни было три партнёра, и настоятельно порекомендовала относиться к её сыну «как к господину». В последнюю же беседу поинтересовалась, есть ли у нас дома «Камасутра», дополнив тем, что она узнала, что такое секс, в 47 лет.
Как-то раз мы решили сходить в бар вечером и выпить пива. Встретились с друзьями, поболтали и ночью приехали домой. Утром мужчине моему было тяжко, он взял выходной на работе, выпил пару бутылочек и лёг спать. Матушка его, судя по всему, по голосу своего сыночки поняла, что он не совсем трезв, позвонила мне и высказала, что я легкомысленная девица, заставила её сына на голодный желудок пить пиво и вообще его недостойна. Цели в жизни, говорит, у тебя нет. А на следующий день передавала мне приветы и интересовалась, как дела.
Спорить с тем, что смерть и покойники — тема особая и деликатная, никто не будет. С тем, что своих мёртвых необходимо уважать — тоже. И ты, мама, с этим никогда не спорила. Благодаря тебе у нас в доме сложились богатые традиции уважения и почтения, выказываемого всем семейным и околосемейным покойникам. Вот они-то меня и задолбали.
Мне пять или шесть лет. Поздняя осень, дождь, слякоть. Это не мешает тебе взять меня в охапку и на общественном транспорте с пересадкой потащить на кладбище через полгорода и обратно, мокрую насквозь. Как же иначе, ведь сегодня годовщина кончины прабабушки! Как это я простудилась? Конечно, маму не слушалась, дышала, наверно, не в ту сторону.
Мне двенадцать, и я уже знаю, что это была та самая папина бабушка, в память о которой ты, мама, регулярно орёшь на меня «вся в эту породу», упоминая оптом и в розницу все мои качества, которые тебя не устраивают. Но сейчас речь не о прабабушке — незадолго до моего дня рождения у отца умер товарищ. Да-да, именно тот, которого ты регулярно клеймила пьянью и утверждала, что он портит тебе мужа. Это не мешает тебе поставить мне ультиматум, что в знак скорби об усопшем день рождения в этом году отмечаться не будет, как я ни проси о том, чтоб ты разрешила это хотя бы после похорон. Как орал на тебя отец, узнав об ультиматуме и отменив его, я помню до сих пор.
Мне пятнадцать. Слёг дедушка. Врачи ничего не гарантируют, ему за восемьдесят. За три дня, пока он умирает, ты, мама, успеваешь «заранее» потратить половину семейного бюджета на принадлежности для похорон и жратву для поминок. То, что человек ещё жив, тебя не колышет. Отца и меня ты уже не слушаешь. Когда мне будет двадцать, ты так же поступишь с дедушкиной сестрой, только умирать она будет дольше и ритуальных приготовлений будет больше. При жизни от тебя только и слышали, как оба портят тебе жизнь.
А пока мне семнадцать, и я учусь в университете, до которого ходят два вида транспорта: набитый в штабель трамвай в час по чайной ложке и маршрутка, быстрая и частая, но по студаку, в отличие от трамвая, не проедешь. У меня зачётная неделя, очень критичный зачёт поставлен первой парой, я боюсь опоздать и прошу у тебя десять рублей на маршрутку. Ты не даёшь, потому что денег-де у тебя нет, у меня есть студак, и вообще, надо вставать раньше. Еле успеваю, а через пару дней оказывается, что ты выложила значительно большую сумму на такси — навестить могилку бабушкиного брата. Ну и, конечно, съесть и оставить там гору жрачки, тоже стоящей денег. Как ты относилась к покойному при жизни? Правильно: так же, как ко всем предыдущим.
Мне девятнадцать. Умер другой дед. Его живым родственникам в отдалённом посёлке очень не повезло: он опочил глубокой зимой. Ты, до сих пор регулярно падавшая со всеми нами на голову той родне только летом, когда им всем было в селе не до того, резко стала чтить традиции и ездить на годовщину ежегодно. Зимой. В посёлок, до которого нет прямого поезда и редко-редко ходит дизель с не очень близкой станции. Как же добираться? Правильно, у одного из живых родственников есть машина! То, что она служебная, тебе неважно, равно как и то, что в метель и гололёд на этой машине ездить опасно. Ты же на годовщину, тебя надо встретить на вокзале и отвезти, а если дядька разобьёт машину, погибнет сам и оставит сиротами собственных детей — наверно, кто-то и к нему на годовщину съездит. Машину он, к слову, в итоге разбил. Да, именно при этих обстоятельствах. Хорошо, что они с женой и вы с отцом остались целы. Плохо то, что это тебя не остановило: как рвалась именно зимой и на годовщину, так и рвёшься. На день рождения к живым бабушке или тётке весной, когда и в посёлок, и на кладбище добираться проще? Нет, как же. Годовщина же. Чтить надо.
Вместо заключения могу сказать лишь, что после того года, в котором вы едва не разбились в ту метель, я от тебя, мама, уехала на ПМЖ за полстраны. Да, описанное было не основной причиной. Но всё равно, как же я рада, что мне уже за тридцать, и я далеко, и ты не можешь больше заставлять меня чтить мёртвых за счёт живых. И как же я рада, что закон позволяет оставить завещание в любом возрасте! Я непременно его напишу, и в нём будет оговорён запрет на подобные «почести» мне от кого бы то ни было. Потому что лицемерие вокруг такой деликатной темы, как смерть — оно даже не задолбало. Оно за$#@ло.
Я — симпатичная молодая женщина, со вкусом одеваюсь, умеренно пользуюсь косметикой. Я умею делать злобный и отмороженный вид, поэтому ко мне уже давно не пристают на улицах с «вашей маме зять не нужен?». Я умею настолько незаметно себя вести, что преподаватели в университете потом требуют от меня отчёта о причине пропуска пар, на которых я была. Меня никто никогда не достаёт, я умею вращаться в социуме предельно обособленно. И у меня короткие волосы, что называется, под мальчика.
Кто задолбал? Назову их нежно: старушенции. Сегодня у них, видимо, старушенчечье полнолуние.
11:00. В благодушном настроении еду в центр своего небольшого города. На дороге небольшая пробка. Напротив меня сидит старушенция и злобным въедливым голосом через весь салон убеждает водителя объехать пробку (через реку переправиться, видимо), так как она опаздывает. На четвёртой такой реплике я слишком громко вздохнула от избытка невысказанного и узнала, что я проститутка-малолетка-пигалица, к любовнику старому жирному еду. На автобусе-то, в 11 утра, с известным колечком на известном пальце. А огромная сумка виагрой набита, конечно. Хихикаю в кулак.
13:00. Забегаю в аптеку купить хлоргексидин. Старушенция-аптекарша, с тонкой ехидцей:
— Чё, венерическое подцепила, да? А нечего со всеми одноклассниками спать!
Боже упаси, я знать не хочу даже, как они выглядят сейчас! В смысле, кхм-кхм, мне ранку животному промыть, но вас-то это не касается, особенно с таким тоном. Вылетаю из аптеки без хлоргексидина.
16:00. Табачный павильон. Я привыкла, что сигареты мне не продают, так что паспорт всегда лежит в сумке. Старушенция-продавщица:
— Тебе хоть семнадцать-то есть? А мамка-то знает, что ты куришь? А ты чё, замужем уже? А муж по морде не надаёт за сигареты?
Б#@&ь! Ну зачем, зачем вам надо это знать, старушенция? Выхожу из павильона, покупаю сигареты в супермаркете.
18:00. Снова автобус, путь домой. Час пик, стою, прижавшись к двери, ибо больше негде. Каждую остановку вместе с дверью отхожу в сторону. И тут глас откуда-то из-за плеча:
— Молодой человек!
Я силюсь вспомнить слова какой-то песенки, застрявшей в голове, поэтому воспринимаю все вопли как фоновый шум. Тут снова:
— Молодой человек!
И почти сразу меня с силой разворачивает к себе старушенция. И вот стою я такая, с ободранным о поручень двери плечом молодой человек в платьишке, с накрашенными глазами и третьим размером груди, и ржу уже в голос. За спиной шёпот: «Вырядились тут, пи&@ры».
Хороший день получился. Но старушенции — задолбали!
— Всех натаскивают на ЕГЭ. Ты ж понимаешь: школе учить детей невыгодно, школе нужны не знания в головах, а хорошие баллы на ЕГЭ, и это — вещи взаимоисключающие.
Это соседушка моя вечером пятницы вздыхала, глядя на сына, теперь уже одиннадцатиклассника, которому через год сдавать этот самый треклятый ЕГЭ.
Наверное, я и правда не понимаю. Школу я закончила семь лет назад, ЕГЭ наш регион сдавал только по русскому. Одолжила у этого сынульки сборник примеров для подготовки и пару учебников. Для чистоты эксперимента — по математике, чтобы соблюдалось заданное условие: учитель хороший, знания хорошие (были семь лет назад), к ЕГЭ не готовили.
Надо признать: половина второй части далась не сразу. Пришлось найти наш старый учебник «Для подготовки…» и просидеть почти весь замечательный субботний день.
Итого: В1–В10 без единой ошибки, одна ошибка в В11–В15, два нерешённых С1–С6. 27 первичных баллов из 33.
Знаете, что мне сказали соседка и её сын? Что я где-то нашла решение. И скачала. А вот так, чтобы это решить — так не бывает. Потому что задания нерешаемые, школьников замучили и ЕГЭ составляли идиоты.
Купила себе свой сборник примеров. Буду искать: где ж там эти ужасы, о которых знает каждая мама выпускника? И так, просто, приятно мозгой пошевелить.
Кто кого задолбал, так и не поняла. То ли я — злыдня непонимающая, то ли школьнички нынче зело измельчали?
Во всех магазинах на всех симпатичных трусах есть бантики. Их нет, наверное, только на тех, которые продаются в упаковках по пять штук.
Больше половины стрингов идут с бантиками. Маленькими и дурацкими бантиками.
Если я хочу кружевное бельё — спереди всегда будет этот чёртов бантик.
У меня почти нет парных комплектов белья, потому что в комплектах всегда идут трусы с бантиком.
В интернете выбор чуть побольше, и всё равно в лучшем случае на одних трусах из трёх нет бантика.
Вроде бы, чем он может мешать? Но мне он не нравится, и меня задолбало искать трусы без него.
Уважаемые производители, воплощайте свои педофильские наклонности в другом месте, пожалуйста. Не надо поголовно превращать всех покупательниц в маленьких девочек с бантиками!
Есть категория посетителей кинотеатров, которую я до последнего категорией не считал из-за кажущейся на первый взгляд специфичности.
В первую очередь, эти люди ходят в кино одни (возможно, как раз потому, что с ними невозможно смотреть фильмы совместно). Они могут сесть с вами в один ряд с разницей в пару мест, а могут и прямо рядом, хоть зал и наполовину пуст (самое неловкое, когда это мужик лет 35, а ты парень 20 лет). С собой эти люди обязательно берут газировку, опционально — попкорн. Вроде бы ничего такого, но вот они разуваются. Разуваются и усаживаются, как дома. Видел девушку, которая просто ноги на спинку кресла положила и разлеглась; другие могут расставить ноги на три места. Во время фильма эти люди отпускают комментарии. Не на весь зал, так, чтобы рядом сидящий точно услышал, так как вы уже по умолчанию стали смотреть фильм вместе. Восклицания, повторения слов с экрана, ненужные советы и осуждение действий героев… Самое неприятное — это смех, так как он звучит в исполнении этих людей наигранно, неестественно, ведь задача — не посмеяться, а скорее показать окружающим, что они считают это смешным.
Возвращаясь к еде — повезёт, если она достигнет места назначения. Одна девушка во время фильма устроила под собой лужу из колы, а потом ещё и засыпала это попкорном. Когда в зале включили свет после фильма, она вновь надетыми ботинками пыталась это как-то расчистить (на деле — размешать с грязью), хотя и становится понятно, что осознание того, что ты насвинячил, есть.
Если подобный человек фильмом увлечён, то поверьте, вы будете знать обо всех эмоциях, которые он испытывает. Он будет похлопывать в ладошки, плакать, топать ногами. Если фильм ему наскучил, вы это тоже узнаете: он до титров просидит в телефоне.
Сказать этим я хочу всего лишь одно: так себя вести не нужно.
Я — Его Величество Велосипедист. Разумеется, я не знаю ни правил ПДД, ни элементарных законов физики, поэтому ношусь по дорогам и тротуарам, напрочь игнорируя всех окружающих. Я же одарён властью двух колёс!
Я не буду притормаживать при виде ребёнка или кучки детей: дети всегда спокойно и предсказуемо жмутся на край дороги.
Я не собираюсь уступать дорогу едущим навстречу — пусть совершенствуют своё мастерство, пытаясь вписаться в узенький просвет между мамой с коляской и мной, гордо едущим посередине дороги.
Я даже не подумаю предупредить звуковым сигналом впереди идущего. Лучше пронесусь у него в паре сантиметров от бока на огромной скорости. Нервы нужно укреплять!
Я берегу колёса своего железного коня и всегда объезжаю ямы. На полной скорости. С обочины в левый ряд. Без предупреждения. Да ладно, Нострадамусов никто не отменял.
Я искренне считаю, что вода из луж полезна для здоровья, и всегда при возможности стараюсь подлечить побольше пешеходов.
«Дамочка, так это ваша собачка была? Вот, держите голову…»
Я всегда и во всём виню всех — автомобилистов, старушек, детей, плохие дороги, убогое образование — но только не себя. И да, я не сбавляю скорость перед углом — я точно знаю, что когда-нибудь я встречу своего единомышленника.
Даже не знаю, как обозначить категорию людей, которые меня задолбали. Назвать быдлом — громковато, да и не всегда к месту. Пусть будут достопочтенными конформистами.
Так вот, достопочтенные конформисты, вы задолбали!
Если девушка лет двадцати навроде меня в один прекрасный день побрила голову, это не значит, что у неё рак (посмотрите на её розовые щеки, в меру упитанную фигуру и жизнерадостную физиономию), вши, гниды, триппер, хламидиоз, реактивный психоз, наркомания — да тысячи их, диагнозов, которые мне поставили вы, уважаемые соседи по автобусу!
Нет, дорогие покупатели в ТЦ, я не лесбиянка, а мой муж — не латентый гей, потому что у него, видите ли, «патлы длиннее, чем у евойной бабы».
Нет, я не женоподобный парень. И не надо пытаться выяснить это путём дискуссии со своими друзьями прямо за моей спиной: у меня прекрасный слух, лучше, чем ваше воспитание.
Бухие в сопли молодые люди, не стоит мне говорить, что вы бы меня не вы#&@ли, — мне это, право, ни к чему.
Гламурные кисо, не надо трясти своей шевелюрой и презрительно поглядывать на меня. Меня не интересует ваша сожжённая «сияющим блондом» пакля.
Да, достопочтенные господа, я охотно верю, что это «некрасиво и не женственно» и что я «больная на голову». Пусть так — больная на голову. Зато в этой голове есть мозг.
Я, конечно, понимаю: от сумы да от тюрьмы не зарекайся, но смертельно надоел нищенский бизнес в метро.
Час пик. Люди едут на работу или с работы. Вагон набит, что называется, под завязку. И тут на какой-нибудь станции появляются они. Сомнамбулического вида, с безразлично-тупым выражением на потасканном лице девушка пропихивает через весь вагон инвалидную коляску. В коляске, как и положено, красномордый, весь в наколках боец алкогольного фронта в камуфляже, пахнущий по́том, перегаром, мочой и помойкой. Подайте, люди добрые! Но сначала — поберегите ноги, которые мы вам отдавим колёсами. Кто стоит — вожмитесь в колени тех, кто сидит, а то кирдык вашим колготкам. Если вы тормозите и никуда не вжимаетесь — мы вам по ногам постучим своими ручонками, которые мыли неделю назад. А потом заглянем этак пронзительно в глаза: что же вы за сволочи? Не подали ни копейки такому-то орлу, такому герою! Он за вас в горячих точках — всех, что только на свете есть — ноги потерял. В каждой точке — по ноге. Ну, это, конечно, рабочая версия, но сволочи всё равно.
А вот ещё тётенька с картонкой, на которой детская фотография и жалостный текст с кучей фирменных ошибок. «Помогите, — блажит она, — на лечение ребьонка, диагноз — обширенная гемангиома!» И трясёт затёрханными ксерокопиями каких-то документов на какого-то мальчика, а на фото — девочка.
Здоровенная молодая тётка сидит в переходе и на весь этот переход душераздирающе завывает:
— Люди добрые, помогите на хлеб! О-о-о! А-а-а! У-у-у!
Такой надрыв, такой рыдающий голос — сам Станиславский поверит, небось. А мне так и хочется со всех сил дать ногой по картонке с корявым жалостным текстом и рявкнуть: «Иди работай, сука!»
Честное слово, так и подмывает это сделать, чтобы прекратились эти драма и комедия. Задолбали!
