Моя двухлетняя дочь придумала офигенную игру: кусает меня и ржёт, когда я ругаюсь. Я десять раз говорю ей прекратить, потом мне приходится повышать голос, чтобы она наконец послушала.
Мой тридцатидвухлетний брат спорит со мной о политике, хотя я десять раз просила его прекратить. В итоге мне приходится психовать и обрывать разговор, чтобы он наконец отстал от меня со своим безусловно ценным мнением.
Мой тридцатичетырёхлетний муж знает, что мне не нравятся определённые шутки, и я десять раз прошу его замолчать, прежде чем начинаю психовать и требовать оставить меня в покое. Только тогда, наблюдая мою истерику, он наконец догадывается, что пора бы и прекратить.
Я примерно представляю, что творится в голове у маленького ребёнка, но почему взрослые мужики не слышат слова «хватит» и продолжают говорить и делать вещи, которые мне неприятны, доводя меня до необходимости орать на них, я понять не в силах.
Я — моралфажище, поборник застарелых ценностей двухтысячелетней давности, просто придурок, порочащий честь фирмы, которого держат только за квалификацию, а так давно бы попёрли. Знаете, за что?
За то, что я в свои 58 на всех деловых переговорах появляюсь с 57-летней женой, а не с любовницей, которой у меня, извините великодушно, нет.
Я вас не заставляю делать то же самое. А от меня отстаньте. Задолбали!
Началось всё в девяностых. В Россию приехали иностранные фирмы, открыли свой бизнес. Прошло время. Теперь все кругом кричат: закрыть известную сеть быстрого питания с клоуном! Но мало кто жаждет закрыть сеть быстрого питания с курицей или мясом на огне. Все кричат: закрыть производителя газировки! Другие фирмы тоже делают газировку — но про них тишина.
В СССР жаловались на отсутствие выбора. Есть, мол, только два кефира: сегодняшний и вчерашний. Ныне же кефиров 100500 вариантов, но вот проблема: тот, что не так давно был хорош, ныне уже не такой, рецептура поменялась, чтоб больше товара продавалось за меньшие деньги. И так везде: не успеет товар понравиться, как его качество падает, и ты снова уходишь в поиски нового.
Так вот, меня задолбали те, кто хочет запретить мне ходить в рестораны с клоуном и пить вредную газировку. У меня не очень сильный желудок, но вышеуказанные товары он переносит нормально. Вне зависимости от города/страны я могу употребить пищу, не опасаясь, что у меня будут проблемы с желудком. А вот разносортный товар я не рискну есть — лучше буду травиться стандартным.
Так что, пока у нас нет даже стандартов в сгущёнке, тушёнке, кефире, квасе, всё зависит от производителя конечного товара, а великий напиток «Байкал» у нас — это каждый раз новый вкус в зависимости от производителя, я буду употреблять забугорные марки и знать, что их вкус и качество не зависят от места приобретения. А пока у нас не будет стандартизации других товаров — задолбали уже кричать о закрытии. Наладьте стандартизацию как надо, а потом запрещайте.
Не я первая, не я последняя, но хочется мне пролить тут слезу по поводу несовершенства этого мира.
Делала недавно справку для получения водительского удостоверения. Делала я её в первый раз, поэтому очень многие вещи стали для меня открытием. Например, я очень удивилась, когда автошкола такую справку мне предложила купить. И правда, зачем, когда у меня отличная районная поликлиника, где приём осуществляется по записи и бесплатно?
Там мне ответили на этот вопрос, а в поликлинике подтвердили: справки на управление ТС могут выдавать только медицинские учреждения, имеющие на это лицензию. Это показалось мне довольно-таки странным, ибо неясно, чем районный невролог хуже предоставленной автошколой студентки мединститута, попросившей меня сказать, какая цифра на картинке. Но оказалось, что полторы тысячи рублей — невысокая цена за сохранённое время и душевное спокойствие, ибо и то, и другое понадобилось мне в другом месте.
После прохождения медицинской комиссии будущему водителю предстоит сходить в нарко- и психоневрологический диспансеры по месту прописки, чтобы засвидетельствовать, что он там появился впервые и только с целью получения справки (то есть не состоит на учёте). Вот тут и начинается самый хип-хоп.
Придя в наркологический диспансер, по размеру похожий на небольшой сарай, вы обнаружите очередь в регистратуру, состоящую целиком и полностью из водителей. Через полчаса, когда вы приблизитесь к заветному окошку, вам дадут квитанцию на оплату приёма врача-специалиста. Оплачивать приём нужно через Сбербанк, ближайшее отделение которого находится в получасе ходьбы. Затем вы возвращаетесь обратно, показываете врачу квитанцию об оплате, отвечаете «нет» на вопрос «употребляете ли вы наркотики?» и получаете печать в той же регистратуре.
Вопрос: почему нельзя выложить эти квитанции в свободный доступ? Вывесить в интернет, положить на стол в диспансере? Зачем это бесполезное стояние в очередях? Почему, раз учреждение предоставляет платные услуги, там нельзя открыть кассу или поставить терминал прямо в диспансере?
Едем дальше. Психодиспансер, похожий всё на тот же сарай. На стене висит объявление, что врачи не принимают водителей без обязательного электроэнцефалографического исследования, которое, естественно, надо делать на другом конце Москвы. Окей, едем в диагностический центр. Так как эта услуга тоже платная, стоим в очереди в договорной отдел. Получаем очередную квитанцию, благо можно оплатить в кассе центра. К приёму — только наличные, сумма обследования такая, что не каждый человек носит её с собой в кошельке. Банкомат в клинике есть, но он сломан, приходится искать в округе. Впрочем, это частный случай, мне просто в тот день не повезло.
К диагностическому центру у меня нареканий вообще нет никаких. Сделали мне всё быстро и почти без очередей. Свободного пространства там много, посидеть и подождать результаты тоже есть где, и создаётся ощущение, что и дальше всё будет просто и легко, но сказка заканчивается, когда ты возвращаешься обратно в диспансер.
Работают три окна, но основной поток народа стоит только в одно, которое, кстати, не оснащено никакими опознавательными знаками. Просто окошко с занавесочками, над которым не написано ничего, а по бокам — два окна с надписью «Регистратура» по районам проживания, куда почему-то не стоит никто.
Простояв в очереди около часа, я открыла тайну этих занавесочек и этого ожидания. Весьма себе дряхлая бабуля, приняв мой паспорт и удостоверившись, что я сделала исследование, выдала мне:
медицинскую карту;
квитанцию на оплату;
договор с диспансером (где реквизиты учреждения уже заполнены);
согласие на обработку персональных данных.
Очередной вопрос знатокам: зачем стоять в очереди по полтора часа, если всё равно все выданные документы надо «дозаполнить потом»? Почему, опять же, нельзя выложить эти бумажки в свободный доступ? Почему я не могу взять пустой договор с учреждением, заполнить, заплатить по нему и приходить уже со всем этим? Спасибо, что в диспансере стоял терминал на оплату, потому что некоторые люди, отстояв свою очередь, уже были похожи на способных совершить убийство.
Всё это время, стоя в очередях и заполняя бумажки, я мучалась вопросом: почему, если государство установило, что какая-то услуга обязательна, платна и её проходит 90% граждан, посещающих данное учреждение, не создать им удобства? Почему не сделать диспансеры побольше (утопия), нанять персонал (открыть хотя бы ещё одно окошко!), эти бумажки, которые всё равно нужно заполнять самому, раздавать свободно? Главное, если бы людей действительно на что-то проверяли, а так приём у врача — это самая непродолжительная процедура в цепочке, и все страдания, по сути, только ради синенькой печати.
Когда я, полная негодования, задала все эти вопросы маме, она ответила мне весьма и весьма лаконично:
У меня в руках флакон чудодейственного средства. Этикетка обещает моментально отмыть жир любой степени пригорелости. Этикетка не соврала: такой скоростной уборки у меня никогда не было. Так в чём же проблема? А в том, что в голове моментально проносится мультик: маленький ребёнок, проливающий на себя (а ещё хуже — глотающий!) адскую жидкость, ведь простой флакон не имеет никакого «противодетского» приспособления. Боюсь себе представить, что может случиться с кожей, а тем более, с желудком малыша, ведь я только что видела эффект на плите! Ниже на этикетке надпись: «При попадании на кожу незамедлительно обратитесь к врачу и покажите ему данную упаковку». Да, в своих опасениях я оказалась права.
А теперь представим дальше — я врач. За плечами три года изучения химии, военная токсикология, меня учили лечить химические ожоги. Но для того, чтобы лечить эффективно, нужно знать, что лечить. В строке «Состав» на этом флаконе я вижу волшебную фразу: «Активные вещества органического происхождения». Взрыв мозга.
Уважаемые производители суперэффективной бытовой химии! Я понимаю, что состав средства — это коммерческая тайна, и её сохранение обеспечит отставание конкурентов. Но скажите мне, пожалуйста, как я, врач, смогу помочь пациенту, отравившемуся «активными веществами органического происхождения»? Как мне проводить нейтрализацию, если я не знаю, что нейтрализовать? Что это? Кислота? Щёлочь? Спирты? Кетоны? Алкиды? Всё, что я смогу сделать, это промыть водой и ввести противовоспалительные гормоны, но остановить начавшуюся реакцию я не смогу — не знаю, что именно останавливать!
Прошу вас, если уж так важно скрыть состав от конкурентов, так хотя бы напишите на упаковке, чем вашу гадость можно нейтрализовать, или не пишите, что эту упаковку нужно нести врачу. Потому что врач, не способный помочь в такой ситуации — это не неуч и двоечник, не знающий, как помочь из-за своей тупости. Это человек, не знающий, что делать, потому что не знает, что произошло. А ведь от этого может зависеть жизнь и здоровье самых маленьких людей.
У меня очередное необычное хобби. Я мастерю ролевые игры уже несколько лет подряд.
Да-да, ролевые игры, как правило — не хаотичная беготня по лесу с ненастоящим оружием и в накладных «эльфийских» ушах. Это организованное мероприятие со своими правилами и в среднем год на подготовку полевого (того, что в лесу) проекта. Организаторов-то как раз и называют «мастерами». Мастера договариваются о месте проведения, обеспечивают медицинскую помощь и охрану, прописывают сюжет для команд и отдельных игроков, механизмы функционирования игровой реальности, пишут правила: по боевым и небоевым взаимодействиям, антуражу (как надо одеться, чтобы окружающие посчитали тебя тем, кого ты играешь), магии… Я обычно — по науке, медицине и алхимии (в зависимости от того, какая сфера деятельности реально присутствует в моделируемом мире), работаю с игроками, которым интереснее решать интеллектуальные задачи, а не изображать из себя бравых вояк и тонких политиков.
В принципе, начиная свой мастерский путь, я догадывалась, что занятие это — весьма неблагодарное. Ролевики в массе — слабоорганизованный и капризный народ, поэтому написать правила и реализовать их так, чтобы все были довольны (приходится в ходе игры следить за работой своего блока) — задача не из лёгких, коллеги-мастера когда помогают, а когда и мешают выполнить всё задуманное. Нормальный мастер в ходе игры всегда задолбан. К этому относишься с изрядной долей фатализма.
Однако одна категория игроков неизменно выводит из себя. Это «манчкины» — игроки, которые приезжают не повеселиться, а выиграть. В принципе, стремление достойное, если оно достойно и реализуется. Зачем по полгода висеть на ушах мастера, в его почте, аське, «контакте», пытаясь выманить информацию, которую игроки должны получить уже в процессе игры? Чем вы будете заниматься, если на старте получите знания и способности, которые предполагается добывать решением игровых заданий и взаимодействием с другими игроками? Чем именно вы отличаетесь настолько, что под вас нужно писать отдельные правила или расширять существующие?
Такое ощущение, что в игру вы играете до игры — со мной.
Не так давно я впервые в жизни оказался в США в деловой командировке. Я бывал в разных странах, но в Новом свете оказался впервые. Командировку удалось успешно увязать с посещением основных туристических мест, ну, и просто посмотреть несколько городов. Я не был поражён небоскрёбами и Таймс-сквер, я не был удивлён «одноэтажной Америкой», на меня не произвели неизгладимого впечатления их мемориалы и памятники.
Меня поразили люди и поразила инфраструктура.
Стою в сторонке от тротуара, всматриваюсь в карту на экране планшета, верчу головой в поисках названия улицы. Подходит прохожий: «Простите, вы что-то ищете? Вам помочь найти?»
Фотографируемся на фоне Капитолия. Другой прохожий: «Давайте я вас вместе сфоткаю, не селфи же вам делать!»
Сидим на лавочке. Лабрадор проходящего мимо пожилого джентльмена натягивает поводок в нашу сторону. Джентльмен интересуется: «Простите, она вас не побеспокоит? Она просто хочет с вами поздороваться»
Вход в режимное здание. Охранник: «Сэр, вы не могли бы достать и прикрепить к одежде ваш бедж? Спасибо вам большое».
Другой охранник: «Сэр, я сожалею, но путеводитель вас дезинформировал. В этом здании находятся офисы, и посторонних туда не пускают. Вы можете подняться на обзорную площадку там-то и там-то». Он это целый день всем повторяет, туристов там немало.
Еду в метро. Попутчик: «Простите, я вижу, вы в аэропорт — в какой конкретно едете, на этой линии метро их два? Давайте я подскажу вам, как лучше проехать…»
Минимум заборов и ограждений. Газоны — чтобы сидеть на них — без алкоголя и унося с собой мусор. Иногда их обносят символическими ограждениями: «Пожалуйста, не ходите, газон закрыт для отдыха травы». Питьевые фонтанчики в парках — как в СССР.
Урн немного, дворников не видно, но мусора под ногами почти нет — разве что в наиболее неблагополучных районах. За три недели я ни разу не видел, чтобы кто-то что-то бросил под ноги. На обочинах дорог нет посыпки из окурков.
Сто процентов людей, к кому я обращался на своём корявом английском, терпеливо старались понять, что я от них хочу, и подбирали понятные мне слова.
Сто процентов водителей пропускали меня, даже когда я (каюсь) переходил дорогу не совсем по правилам. Вне зависимости от стоимости авто, без клаксона, демонстративного рыка мотора или наползания на пешехода.
Центр столицы оказался усыпан бесплатными музеями. В музее аэронавтики я обнаружил подлинный советский спускаемый аппарат, копию благодарственной речи Гагарина и копию его удостоверения, оригинальные корпуса советских боевых ракет.
Все пешеходные переходы оснащены съездами с тактильными выступами. Без выделения цветом — и везде, совсем везде, так что инвалиды на роботизированных колясках спокойно передвигаются по городу без чьей-то помощи, чувствуя себя полноправными пешеходами. Лифты и подъёмники для инвалидов также есть, исправные, включённые и без висящих на них замков.
Билетный автомат сожрал мою купюру, но не пополнил транспортную карту, не сообщив об ошибке и не выдав чека. Выясняю, что транспортными картами занимается строго служба поддержки по телефону. Без особенной надежды звоню. «Назовите номер вашей карты, пожалуйста. Да, я вижу вашу транзакцию, это было два часа назад. Мы зачислим вашу пропажу. Хорошего дня»
На улицах нет рекламы. Вообще. Ни рекламных щитов, ни растяжек, ни огромных вывесок, ни надписей на асфальте. Нигде. Исключение — лишь Таймс-сквер с её экранами.
Развито меценатство — от огромных музеев, целиком наполненных без участия государства, до скамеек в парках. На чистеньких скамейках нет граффити или царапин, лишь скромные таблички вида «Установлено Джоном в честь его любимой Джейн; сидите и будьте так же счастливы, как мы» или «В память о псе Бобби, моём верном друге».
Разумеется, не все так радужно. Есть там и груды мусора под ногами — в китайских кварталах. И не умеющие вести себя в обществе эгоистичные хамы — сами китайцы, в том числе за пределами кварталов, или туристы. По счастью, китайцев там немного.
Мне далеко не двадцать лет. Даже не тридцать. Я родился в СССР, я был подростком в девяностые, я повзрослел в нулевые и заматерел в десятые. И всегда, при Горбачёве и Ельцине, при Путине и Медведеве, всегда в моей стране было хорошим тоном плевать в сторону Америки, повторяя заезженные штампы про их «бездуховность», «проклятый капитализм», «загнивающий запад», «высокую преступность», «ненависть к России», а также демонстративно дружить с Китаем, Египтом и прочими Индиями. «Америка плохая, Китай хороший» — это стало привычным рефреном, общим местом. И оказалось огромной ложью.
Бездуховные люди не обращаются первыми к незнакомому человеку, предлагая найти дорогу, сделать фото, дать совет. Они кидают мусор под ноги и любят включать «режим вахтёра», демонстрируя власть.
Одуревшие от жажды наживы капиталисты сделали бы музеи платными и увешали бы города рекламными растяжками. Они не вернули бы мне деньги в ситуации отсутствия у меня доказательств того, что я их потерял.
В местах с высокой преступностью или вандализмом питьевые фонтанчики недолго остаются исправными.
С кем бы я ни общался, я говорил, что из России. Ни разу я не встретил никакого негатива; некоторые говорили, что им нравится Россия, что они видели фотографии Москвы и Питера и хотели бы побывать у нас. После того как над Украиной был сбит самолёт, моя фраза «Я из России» иногда приводила к сочувственному: «Это ничего».
Я прилетел обратно. В город, кричащий рекламой — с растяжек, билбордов, надписей на асфальте, из репродукторов. В грязь, к усыпанным бычками обочинам. К соотечественникам, равнодушно проходящим не то что мимо туриста с картой, а мимо упавшего на ступеньках и не могущего встать человека. К Звёздному городку, не имеющему нормальной экскурсионной базы, и ВДНХ, превращённой в базар. К безвкусно размалёванной тактильной плитке, мешающей ходить, и лифтам для инвалидов, закрытым на замки. К хамству от всякого «генерала калитки», с упоением наслаждающегося какой-никакой, а властишкой.
Из бездуховности — в духовность. Из дикой жажды наживы — к меценатам, от чистого сердца улучшающим свои города. Из страны, мечтающей уничтожить другую страну — к принимающим мир таким, какой есть.
Никто вас не ненавидит, духовные мои соотечественники. Вам достаточно собственной ненависти.
Никто не мечтает вас уничтожить. Вы сами делаете это с пугающей эффективностью, со скоростью свыше полутора миллионов в год, так что даже толпы стремящихся на ваше место сквозь открытые границы таджиков и кавказцев не компенсируют эту убыль.
Никому вы не нужны. Ни китайским «друзьям», столь же духовным и возвышенным, сколь сами вы, ни самим себе.
Что меня задолбало? Ваша ложь самим себе, друг другу, всем вокруг.
Этим летом пришлось несколько раз воспользоваться пригородными электричками. Совершенно случайно попали на экспресс — с кондиционером, полупустой, с мягкими удобными креслами и меньшим временем в пути. Решили ездить только на нём.
В очередную поездку зашли в вагон и очень удивились: было душно, хотя были открыты почти все окна. Перешли в соседний вагон, где оказалось гораздо прохладнее. Заметили два открытых окна, закрыли их и убедили пассажиров в том, что кондиционер всё же работает, просто не стоит ему мешать, заставляя охлаждать улицу в тридцатиградусную жару.
Пришедшая минут через двадцать женщина пожаловалась, что наш вагон — «единственный, где работает кондиционер». Мы вышли на нужной станции и смотрели, как мимо проезжает наш поезд с настежь открытыми окнами.
Полтора месяца назад меня и друзей потрясла ужасная новость: наш друг пропал без вести. Уехал из дома и не вернулся. Была надежда найти его, вылетевшим с дороги на мотоцикле за городом, отследив его маршрут. Десятки людей собирались и ездили прочёсывать обочины на десятки километров в округе. Один из таких сборов для выезда проходил перед торговым центром, в котором работает моя знакомая. Я приехала раньше времени и заглянула к ней поболтать. Рассказала, что случилось такое горе. Реакция повергла меня в шок.
— А сколько денег вам за поиски платят?
— Нисколько, он наш друг…
— Ну, друг — это понятно, а денег-то всё-таки сколько?
— Какие деньги? Друг в беде! Пропал! Мы за него переживаем, мы найти его хотим!
— А он что, вам всем денег должен и не отдаёт?
— Настя! Очухайся! У нас друг пропал! Мы помогаем его искать!
— И что, вот так вы все убегаете с работы и пешком обходите под дождём весь район? Бесплатно?! Да вы идиоты!
Я смотрела на неё и не знала, что можно ответить на это. Да, мы идиоты, раз не попросили у матери и жены денег. Да, мы, идиоты, мокли под проливным дождём до глубокой ночи, истирали в кровь ноги, прочёсывая пешком обочины, залезая в каждый куст и под каждый мост. Но мы, идиоты, точно знаем, что если случилась беда, стоит только оглянуться — рядом с нами десятки тех, кто прилетит по первому сигналу SOS, кто понимает, что нужно просто сделать всё, что в твоих силах. Дружба и человеческие отношения деньгами не измеряются.
И честно, мне просто любопытно: сколько людей вот так же пришли бы на помощь к тебе, родная? Ведь если бесплатно — то идиоты, а денег, чтобы заплатить за «дружбу», у тебя, прости, не хватит.
Искренне желаю каждому человеку побольше таких, как мы, «идиотов» рядом и искренне хочу, чтобы у каждого хоть раз в жизни появилось «идиотское» желание кому-то помочь. Просто так. Просто потому, что человек человеку — всё-таки не волк. И потому, что не всё в этой жизни сопровождается звоном монет.
У каждого прошедшего превращение из «жиряги» в «стройняшку» была своя мотивация. Кто-то стремился вернуть былые формы, кто-то хотел понравиться противоположному полу… Я же захотела стать похожей на героиню полюбившейся игры. Сказано — сделано. За полгода тренировок и ограничений я стала почти такой, какой хотела себя видеть. И тут началось…
— Ой, как исхудала… Влюбилась, что ли?
— Любовь таких жертв не стоит! Стань как прежде!
— Ещё одна стала фанаткой ЗОЖ!
— Думаешь, теперь мужики штабелями под ноги падать будут?
Дорогие подруги, знакомые и коллеги! Я похудела с одной целью: приблизиться к своему идеалу. В остальном я так и осталась нелюдимой букой. У меня не прибавилось поклонников, я не стала звездой клубов. Меня всё так же не привлекает тот симпатичный менеджер и милашка админ. Я просто…
