...

Мы оплакиваем близких, умножая тысячекратно боль потери, чтобы построить памятник из боли и слез. Повторяет и повторяет сотни ритуалов человек, оставшийся жить. Шрам на душе зудит и чешется годами. И раз он был так важен, что я кричу от боли, вою, заламывая руки и вся моя жизнь — средоточие страдания — он не может исчезнуть. Пока я плачу — он все еще есть! Его жизнь теплится в пожаре горя. Если я перестану кричать — исчезнет и его голос. А пока я кричу — его сердце будет биться. Замолчу — и все было зря. Он же не мог быть зря. Не мог де он умереть навсегда, оставив все вокруг жить. Без перемен. Как будто и не было его, такого важного для меня, в этом мире. Так не может быть. Мир должен измениться. Или он просто исчезнет.
Мы просим у Бога помощи. Просим веры в безоблачную жизнь для него, там, у Бога. Молим о знании. Пытаемся заглянуть слепыми глазами Веры туда, где нет ничего понятного. В пустоту. Господи, спаси и сохрани душу раба Твоего… Он не исчез, он просто не здесь! Ведь мир живет! Живет, дышит, плачет и смеется без него. И если мир может, и я могу — он ничто. Тот, кого я люблю — просто ничто. С этим знанием жить нельзя. И человек закрывает глаза. Кричит, заходится в плаче «Мир изменился! Он был не просто так! Нет его — нет и прежней жизни!» И человек пестует боль потери годами. Утихнет пожар — и он был зря. А значит завтра зря буду я. Смерть слишком велика для разума человека. И он ищет способ уместить невместимое знание. Ищет способ жить в мире, который любит, смеется, ждет, плачет и поет несмотря ни на что. Даже тот, кого ты так любил не смог замедлить ритм жизни. Кричи. Плач. Поддерживай пламя горя. Теперь это биение его сердца. Тук-тук, тук-тук.