Муж повадился ходить по дому голым. Недавно переехали к моим родителям, а он от привычки так и не хочет отказываться. Позорище. КМП.

За пять лет нашего брака жена насобирала 7 кошек, и теперь, когда одна из них родила, отказывается раздавать котят, которых родилось шесть штук!!! На нас соседи жалуются, что даже в подъезде воняет кошатиной, вся квартира угажена, корма эти твари съедают на космические суммы. В остальном моя жена — адекватный человек, у нее много друзей, на работе у нее все отлично, я люблю ее и не хочу разводиться. Но 13 кошек — это слишком. Детей она не хочет. КМП.

Незадолго до свадьбы муж сходил налево, девица залетела. Ребёнок ей не был нужен, но муж уговорил родить и забрал. Передо мной встал ультиматум, либо это наш родной ребёнок, либо развод. Я любила его и думала, что смогу это принять, но не вышло. Я родила ему троих дочек, но сын его любимчик. Он уверен, что я его родная мать, всячески ластится ко мне, а я его ненавижу. С сёстрами он ладит хорошо, они не в курсе дела, муж вообще запретил об этом кому-то рассказывать. Мы даже в другой город переехали. Из-за этого ребёнка я потеряла всё, подруг, любимую работу, которые остались дома. Рассорилась с родителями, они так и не смогли понять, почему я не ушла от мужа тогда или не стала качать права. Даже дочки отдаляются от меня, ведь я постоянно злюсь и им тоже перепадает. Брата они очень любят и не понимают, почему я к нему так отношусь, ведь он всегда идеально себя ведёт. Недавно муж поинтересовался, может всё-таки развод? Детей не отдаст. А мне некуда идти, да и люблю его так же сильно по-прежнему. КМП.

Я тут уже писала о том, что люди иногда в своей профессии работать не хотят и делают всё по принципу «вдруг прокатит». Как выяснилось, иногда этому есть простое объяснение: непрофессионализм и недостаток знаний.

Тут недавно один автор хорошо прошёлся по неграммотным журналистам. Потом девушка ответила ему: мол, мало сейчас таких, «за идею». Хочу сказать пару слов и я.

Я журналист c высшим профильным образованием и десятилетним стажем работы на ТВ. Параллельно работала и в газете, и на радио. За плечами красный диплом по специальности «Журналистика, ТВ и радио», стажировка на Первом канале и туева хуча курсов и семинаров. По молодости и в начале работы я тоже была «за идею», выслушивала бабушек, бегала по властям. Город у нас небольшой, поэтому знают все. Подходят и в магазинах, и в караоке, где люди отдыхают. Но речь не об этом.

После гневного поста молодого человека я вдруг поняла, что в последнее время сама прихожу в ужас от нашего брата, и осознала почему. За десять лет работы я не столкнулась в нашем городе с таким же журналистом с профильным образованием и опытом работы. Их нет. К нам приходили девочки — экономисты, парикмахеры, безработные, без образования. Люди, которые о журналистике вообще не слышали — и работали. Руководству проще взять неумёху, которая будет работать за 15 тысяч, чем платить хорошие деньги профессиональному работнику. Со мной работала девочка-филолог. Сейчас ушла в школу, по профессии, отлично справляется.

Две телекомпании в нашем городе делают новости. Журналисты как на подбор: алкоголик без образования, «экономист» из техникума, тыжпереводчик и девочка, которая два месяца посидела в телевизоре, читая написанный текст для ведущей. Резко все эти люди стали журналистами.

Задолбало и это, и другое: люди перестали понимать, что журналистика требует знаний и умений, как и любая другая профессия. Хирурга в операционную без образования не пустят, а вот писать статьи и делать новости теперь может каждый дворник. Вот и получаем корову через «а» и жуткие словесные обороты. Прям операция на мозге без анестезии. Операторы, кстати, туда же. Ни один пришедший на ТВ до этого даже камеру в руках не держал. Какие уж тут шедевры…

Пост молодого человека пришёлся ещё и кстати. Месяц назад я написала заявление и ушла в свободное плавание. Работать в коллективе дилетантов нервов не хватило. Самые сложные проекты кидают на профи, а вот платить за это не хотят.

Сейчас смотрю новости — качество упало. И я понимаю, что девчонки просто не справляются. Не умеют и не знают, как надо. Так что, когда вас в следующий раз неприятно удивит «журналист», спросите, где он получил своё профильное образование. Что-то мне подсказывает, что никакой он не журналист. А те, кто реально посвятил свою жизнь этой профессии и работает хорошо — вам, ребят, отдельное огромное спасибо. Ваши сюжеты смотрю с удовольствием. И с благодарностью учусь на материалах мэтров — вам низкий поклон. Спасибо.

Здравствуй, задолбанный преподаватель! Я бессовестный студент, и мне стыдно. Правда-правда. Но у меня есть свои причины поступать так, а не иначе.

Мне двадцать один год, и я сижу на шее у родителей. Вообще-то они неплохо зарабатывают, но сейчас в нашей семье довольно непростое время. А мне нужны новые зимние ботинки и куртка, нужно хоть раз в месяц видеться с друзьями, раз в пять недель в нашем большом семействе у кого-нибудь стабильно день рождения или иной праздник (с ужасом жду Нового года), да и летом хочется отдохнуть. Я не могу просить эти деньги у родных: язык не поворачивается. Я хочу работать, благо и возраст позволяет. Но чу! Что это? Это моё расписание! Я учусь на пятом курсе, и мне ясно и понятно, что для диплома и выбранного мной направления важны три из шестнадцати пар в неделю. Три из шестнадцати! А ноги у меня, простите, мёрзнут в осенних ботинках, а в зимних, простите, дыра. Вы можете читать сколь угодно интересно — я прогуляю вашу пару в пользу работы.

Имея два полностью свободных дня в неделю, я должна оба проводить в лаборатории, работая над дипломом. И этого мало. Да, если так случилось, что ваша пара — единственная на сегодня и читается посреди дня, я не приеду. Я отправлюсь в лабораторию и буду вкалывать там.

Я могу заснуть на паре. Не потому, что я невоспитанное хамло, а потому, что уже две недели сплю урывками. Если глаза слипаются по-настоящему, то человек даже не замечает, как засыпает.

Я могу не выполнить домашнее задание. Когда я приползаю домой глубоким вечером с работы, из лаборатории, из университета, последнее, о чём я думаю — это задание, каким бы увлекательным и творческим оно ни было. Я подготовлюсь к контрольной, повторю материал перед коллоквиумом, займусь статьями для научной работы, но задание непрофильного предмета имеет нижайший для меня приоритет.

Случается и так, что мне совершенно не интересен ваш предмет. Вот ни на копейку. Я буду сидеть в углу и заниматься своими делами или, опять же, не озабочусь посещаемостью. Не из личного неуважения к вам — просто потому, что я считаю себя вправе распоряжаться своим временем.

Я не одета в тряпьё, не выгляжу как зомби. Я среднестатическое лицо, и мне трудно дать оправдательную характеристику на основе внешнего вида. Вы совершенно справедливо задалбываетесь моим поведением. А я, в свою очередь, совершенно справедливо задалбываюсь, когда вы начинаете зверствовать и требовать посещаемости.

Дорогой преподаватель! Вам хочется заинтересовать своим предметом всех, зажечь в нас интерес, добиться того, чтобы мы заворожённо вам внимали. Но мы все — совершенно разные взрослые люди. Кто-то может, кто-то нет, кому-то интересно, кому-то не очень. Положа руку на сердце, признайте: на самом деле вам не нужны эти полгруппы, которые всё равно не будут слушать, зато будут шептаться, смотреть на часы, хихикать, спать и заниматься ерундой. Вам нужно, чтобы все, как один, были заняты предметом, но это мечты. Не гонитесь за количеством и читайте тем, кто тащится через весь город ради вашей пары, кто слушает вас, затаив дыхание, и тратит иногда целый бесценный вечер на подготовку задания. Поощрите их «автоматами» или плюшками к зачёту, а остальные пусть выплывают, как могут.

В конце концов, это нужно нам, а не вам. И иногда мы выбираем не вас.

У автора недавней истории его друзья делятся на «православных» и «неверующих». О том, что в категорию «верующих» входят не только православные, но и католики, протестанты, буддисты, мусульмане, да хоть язычники, он, видимо, не догадывается. Ну да ладно — может, у того человека среди друзей есть только православные и атеисты, почём мне знать… Но товарищи с подобной позицией меня люто задолбали.

Пункт первый: «Все, кто не православные — неверующие». О трёх мировых религиях, а также о фиговой куче разных локальных религий мы ничего не слышали, не читали, не знаем. Клиническая стадия — когда для таких людей существуют только православные и сатанисты (к последним приравниваются абсолютно все атеисты, агностики и представители других конфессий).

Пункт второй: «Верующие — хорошие, воспитанные и высокодуховные, а неверующие — циничные аморальные обезьяны». Причём к «верующим» относят также всех тех, кого покрестили в детстве, «потому что так принято». О том, что фанатики различных религий причиняют обществу гораздо больше вреда, чем атеисты, и о том, что крестик на шее вовсе не является показателем высоких моральных качеств, мы тоже ничего не слышали, ага.

Пункт третий, итоговый: «Православные круче всех». Самые умные, честные, справедливые. Они — «нормальные люди», и только они должны иметь все права человека, а нехристи-извращенцы и так перебьются. В их устах слова «он православный!» звучит примерно так же, как «он спас половину населения страны и котёнка». Если ты скажешь им о том, что ты не веришь в их Господа — всё, ты не человек, с тобой нельзя нормально общаться.

С последним пунктом я немного перегнул палку, описав самую крайнюю стадию маразма. Но в общем и целом суть понятна. Когда три пункта собираются воедино, получается форменное ПГМ, и, по-моему, этих людей надо направлять к психотерапевту.

А больше всего во всём этом жаль нормальных христиан, которые просто верят в своего Бога, соблюдают для себя все необходимые ритуалы и стыдятся неадекватных представителей своей религии.

Такие дела.

Я работаю инспектором досмотра в Национальном аэропорту «Минск». Досматриваю вещи пассажиров, проносимые в салон. Как правило, пассажиры всех рейсов от Астаны до Парижа — люди адекватные, часто сами предлагают вынуть ноутбук, разуваются, уточняют, что разрешено, что нет. Но когда дело доходит до рейса «Минск — Москва», всё меняется кардинально. В любое время суток часть пассажиров идёт навеселе; бывают и дрова, снимаемые с полёта. В каждом втором предмете личной клади — вещи, запрещённые к полёту (несмотря на постоянные радиообъявления и экспозицию запрещённых предметов перед пунктом досмотра).

В сумке тесак. Почему не в багаже? «Боюсь, грузчики повредят при погрузке!»

В пакете бутылка водки (любой жидкости разрешено не более 100 мл в ёмкости). «Я всегда везде летаю, все правила знаю, можно два литра с собой!»

Ножницы. «Давайте с вами договариваться!» Ага, как Якубович: сто рублей — и не открываем.

Бита! «Что за бардак! Ни в какой багаж сдавать не буду! Зовите начальника!»

«Меня не досматривайте! Я сам во Внукове таможенником работаю!»

Неодимовый магнит. «Я его в подарок везу, значит, в ручной клади можно».

И так далее. Московским пассажирам за сорок минут полёта в салоне обязательно понадобится утюг, пена для бритья, нож-кредитка (привет Экслеру), фонарик, пейнтбольный автомат и другие нужные вещи.

Но вот мартышкин рейс заканчивается, и начинается обычная работа — Абу-Даби, Вена, Анталья…

Когда в следующий раз с московских каналов польётся дежурное: «Кругом враги!», советую призадуматься, почему так.

Офис у нас двухэтажный. Входная дверь на первом этаже, внутри лестница наверх — там я и сижу. По долгу службы приходится постоянно спускаться вниз, чтобы открыть дверь клиентам, благо они у нас бывают нечасто. Регулярно случаются ситуации простые и странные одновременно.

Звонок в дверь. Начинаю спускаться.

Снова звонок в дверь. Я уже на середине лестницы.

Снова звонок в дверь. Я уже иду по первому этажу. Про себя начинаю думать: уж не пожар ли там?

Снова звонок в дверь. Подхожу к двери, открываю:

— Здравствуйте!

— Ой, а я звоню-звоню, думала, никого нет!

Люди, что у вас вместо мозгов?

Меня задолбала дурацкая привычка моих домочадцев объяснять всё жестами. Замечу сразу: в доме глухонемых нет, все свободно говорят на русском, но только дело доходит до просьбы…

Собираемся с сестрой на каток, одеваемся в коридоре. Сестра уже одета в куртку, увлечённо копается в карманах. Потом пихает меня в бок локтем, указывает на шкаф пальцем и протягивает руку.

— Свет, что нужно?

— Дай мне!

— Что дать? Шапку? Перчатки? Шарф?

Света презрительно фыркает, чешет в обход меня прямо в уличной обуви и извлекает из кармана своего пальто, висящего в шкафу, проездной.

— Чё, неясно было, что проездной?

Света, тебе шестнадцать. Ты что, слово «проездной» не сразу вспомнила?

С родителями та же фигня. Сидим за столом. Мама протягивает над столом руку и молчит.

— Мам, тебе что-то нужно?

Мама молчит и выразительно смотрит.

— Чё, руки отсохнут матери хлеба передать? — ворчит отец.

Пап, ну я рада, что у вас за двадцать лет семейной жизни с мамой такое взаимопонимание образовалось, что ты по её взгляду понимаешь, что ей надо передать именно хлеб, а не соль, не сахар, не соус. Но я это, убей бог лаптем, не вижу по её глазам. Мне бы словами.

Из той же оперы: «Книжку принеси» — и неопределённый взмах рукой на стеллаж до потолка.

Во время готовки: «Достань, ну, это… Ну, ты поняла, короче, ну, квадратное такое». А потом выясняется, что имелась в виду шестигранная баночка мёда.

Во время уборки: «А где это?» — и руками пульверизатор показывают. Блин, уточните, что надо, а то у нас в виде аэрозольки и средство для стёкол, и политура, и опрыскиватель для цветов похожей конструкции.

Родственники, я вам на Новый год по словарю подарю. Задолбали!

Меня задолбали общительные люди. Не позитивные улыбчивые товарищи, способные каким-нибудь добрым словом подбодрить с утра, а те, кто искренне полагает, что разговор с ними — высокая честь, радость и блаженство для любого из встречных-поперечных. Мне отчего-то ни разу в голову не приходило незнакомой тётеньке на улице поведать историю своей жизни, присев ей на уши на полчасика, скажем, в ожидании автобуса, или спросить у прохожего: «Вот вы идёте сейчас по улице N. А вы знаете, кто такой был N.? О, это был…» — и прицепиться хвостом к идущему по своим делам человеку. Или вот, например, завидев в автобусе лицо противоположного пола младше себя лет на сорок, подсесть к нему и, дыша в ухо, читать стихи поэтов Серебряного века на протяжении полуторачасовой дороги, невзирая на слабые попытки лица (едущего с работы, усталого и мучимого мигренью) отвязаться от вдохновенного чтеца.

Желающие говорить и говорить без умолку, откуда вы все берётесь-то? Даже в такие минуты, когда скользишь по дороге под ледяным дождём, ведя на поводке собаку по важнейшим собачьим делам, непременно находится некто со словами: «Ах, какая красивая у вас собака! Только зачем она на поводке? Надо водить без поводка! Ей же просто надо объяснить, что на дорогу нельзя — и всё. Вот у нас была собака — помесь овчарки с волком…»

Люди, иногда и правда лучше жевать, чем говорить.