В семье не без уродов
Раз уж пошла такая пьянка, то… Здравствуйте, я «бывший» ребёнок. Но описать ситуацию хочу немного с другой стороны. Я не буду делить родственников на «мам-пап-отчимов». Я хлебнула горького со всех сторон. Я просто хочу напомнить, что есть люди, а есть уроды. В разной степени, слава богу, но всё-таки.
Моя наивная мама вышла замуж в 21 год по большой любви и после трёх лет ухаживаний, которые даже в женских романах редко встретишь. На руках носил, пылинки сдувал, цветы охапками, дефицитные подарки вроде ящика детского мыла дарил. Не смейтесь, в те времена это было как изумрудное колье преподнести. Мясо видели раз в месяц, а мылись хозяйственным, в бане. В 22 родилась я. И тут выяснилось, что папа был совершенно уверен: бедных евреев не бывает, поэтому он требовал срочно купить отдельную квартиру, а лучше вместе с дачей и машиной. После того как ему показали, что в нашей семье живут на самую обычную зарплату и золота в подполе нету, папа пришёл в ярость. Начал избивать маму, тёщу и, если удавалось, то и тестя. На развод мама подала после того, как в реанимации оказалась уже я, попав под горячую руку. Прошло 30 лет, прежде чем папа как-то пришёл поздравить меня с днём рождения. В качестве самого ценного подарка, после собственно рождения на свет, промямлил что-то вроде: «Наверное, я был неправ, и можно было как-то иначе решить тот конфликт…» Прогресс. Без шуток, для папы это как признаться в убийстве Кеннеди. Ни разу не виноват, но, наверное, жизнь могла и иначе сложиться.
Мама от такой нелёгкой жизни немного сдвинулась на нервной почве и лет до 15 меня регулярно колотила. Особенно за то, что я внешне очень была похожа на папу. Любые негативные проявления списывались на папины гены, любые позитивные игнорировались или обесценивались. Не то чтобы я питала какие-то тёплые чувства к папе, но ощущение беспомощности меня буквально поедало — ну что можно сделать со своей натурой, 50% и правда ярко выраженных генов папины. Про мамины черты мне до сих пор в открытую говорят, что их у меня нет, вообще, совсем, и быть не может. Просто потому что. Ну нет во мне хорошего и достойного. Когда я выиграла свою первую олимпиаду, на меня наорали, что по литературе любой идиот сможет, когда пригласили в школьный хор солисткой, запретили, ведь только дуры поют, иди займись делом, а когда я сдала нормативы на КМС среди юниоров, меня ругали последними словами и в итоге забрали из секции, потому что с такими плечами я замуж не выйду. Продолжать можно бесконечно. Проще резюмировать: мне запрещали и меня перекраивали просто потому, что я — это я. Вне зависимости от того, хорошо или плохо я что-то делала.
Первый отчим появился, когда мне было 6. Думаю, мама его выбрала просто от отчаяния — в одиночестве люди не живут долго и счастливо, а тащить маленькую дочь, которая раздражает даже тем, что дышит, да ещё и регулярно болеет, очень сложно. Правда, пробыл он с нами недолго. Вынес из дома всё, что не было прибито гвоздями, через полгода после свадьбы. На меня смотрел как на пустое место, но хоть не бил. Через ещё пару лет умер от рака, хотя если бы не от рака, то ещё через пару просто бы сгорел от передозировки.
Когда мне было 12, мама решилась на третий брак. И в этот раз она таки вытащила счастливый билет: этот отчим не пил, не курил, был профессиональным спортсменом и даже работал охранником. Правда, это был совсем несчастливый билет для меня. Этот дядя очень скучал по армейским будням, а особенно по тому, как был дедом. И если мама закрывала глаза на его постоянные истерики по поводу того, что тапочки стоят на сантиметр левее, чем он хочет, то мне было совсем несладко. Можно сказать, я с тоской вспоминала то время, когда меня унижала только мама. Теперь их было двое. Через год после появления нового отчима, я сбежала к бабушке с дедушкой, потому что жить в казарме оказалось несколько проблематично. Мне разрешалось носит только косу, расчёсываться только на балконе или на улице, зимой в подъезде. На кухню разрешалось заходить только после взрослых, и если отчим уходил на смену позже, чем обычно, я оставалась без завтрака, так как его раздражало, что я «страшно гремлю тарелками». Любая крошка или пылинка вызывала дикую ярость — есть разрешалось только над раковиной, а мыть посуду надо было во время еды. То есть доела первое — моешь тарелку, только потом ешь второе. Из своей комнаты я боялась выходить даже в туалет, а после 21:00 это и вовсе запрещалось, хоть обделайся там. Ну, кто был в армии, немного в курсе. Последнее, что я не смогла выдержать и сбежала, была попытка затащить меня в постель.
В некотором смысле, мне даже повезло. Половина моих одноклассников регулярно приходили в школу голодными, с синяками, переломами, или не приходили, а лежали в травме, или были наказаны домашним арестом, пролетая не только мимо экскурсий, но и контрольных, за пропуски которых получали «неуд» и в итоге новые синяки от родителей, как родных, так и не очень. Впрочем, как-то мой отчим оговорился, что ради поездок на картошку он в почти всё школьное детство провёл в таком же положении. Картошка и железная дисциплина — наше всё.
Собственно, что я хочу сказать: есть люди, а есть нелюди, и не важно, какая у вас степень родства.
Моя наивная мама вышла замуж в 21 год по большой любви и после трёх лет ухаживаний, которые даже в женских романах редко встретишь. На руках носил, пылинки сдувал, цветы охапками, дефицитные подарки вроде ящика детского мыла дарил. Не смейтесь, в те времена это было как изумрудное колье преподнести. Мясо видели раз в месяц, а мылись хозяйственным, в бане. В 22 родилась я. И тут выяснилось, что папа был совершенно уверен: бедных евреев не бывает, поэтому он требовал срочно купить отдельную квартиру, а лучше вместе с дачей и машиной. После того как ему показали, что в нашей семье живут на самую обычную зарплату и золота в подполе нету, папа пришёл в ярость. Начал избивать маму, тёщу и, если удавалось, то и тестя. На развод мама подала после того, как в реанимации оказалась уже я, попав под горячую руку. Прошло 30 лет, прежде чем папа как-то пришёл поздравить меня с днём рождения. В качестве самого ценного подарка, после собственно рождения на свет, промямлил что-то вроде: «Наверное, я был неправ, и можно было как-то иначе решить тот конфликт…» Прогресс. Без шуток, для папы это как признаться в убийстве Кеннеди. Ни разу не виноват, но, наверное, жизнь могла и иначе сложиться.
Мама от такой нелёгкой жизни немного сдвинулась на нервной почве и лет до 15 меня регулярно колотила. Особенно за то, что я внешне очень была похожа на папу. Любые негативные проявления списывались на папины гены, любые позитивные игнорировались или обесценивались. Не то чтобы я питала какие-то тёплые чувства к папе, но ощущение беспомощности меня буквально поедало — ну что можно сделать со своей натурой, 50% и правда ярко выраженных генов папины. Про мамины черты мне до сих пор в открытую говорят, что их у меня нет, вообще, совсем, и быть не может. Просто потому что. Ну нет во мне хорошего и достойного. Когда я выиграла свою первую олимпиаду, на меня наорали, что по литературе любой идиот сможет, когда пригласили в школьный хор солисткой, запретили, ведь только дуры поют, иди займись делом, а когда я сдала нормативы на КМС среди юниоров, меня ругали последними словами и в итоге забрали из секции, потому что с такими плечами я замуж не выйду. Продолжать можно бесконечно. Проще резюмировать: мне запрещали и меня перекраивали просто потому, что я — это я. Вне зависимости от того, хорошо или плохо я что-то делала.
Первый отчим появился, когда мне было 6. Думаю, мама его выбрала просто от отчаяния — в одиночестве люди не живут долго и счастливо, а тащить маленькую дочь, которая раздражает даже тем, что дышит, да ещё и регулярно болеет, очень сложно. Правда, пробыл он с нами недолго. Вынес из дома всё, что не было прибито гвоздями, через полгода после свадьбы. На меня смотрел как на пустое место, но хоть не бил. Через ещё пару лет умер от рака, хотя если бы не от рака, то ещё через пару просто бы сгорел от передозировки.
Когда мне было 12, мама решилась на третий брак. И в этот раз она таки вытащила счастливый билет: этот отчим не пил, не курил, был профессиональным спортсменом и даже работал охранником. Правда, это был совсем несчастливый билет для меня. Этот дядя очень скучал по армейским будням, а особенно по тому, как был дедом. И если мама закрывала глаза на его постоянные истерики по поводу того, что тапочки стоят на сантиметр левее, чем он хочет, то мне было совсем несладко. Можно сказать, я с тоской вспоминала то время, когда меня унижала только мама. Теперь их было двое. Через год после появления нового отчима, я сбежала к бабушке с дедушкой, потому что жить в казарме оказалось несколько проблематично. Мне разрешалось носит только косу, расчёсываться только на балконе или на улице, зимой в подъезде. На кухню разрешалось заходить только после взрослых, и если отчим уходил на смену позже, чем обычно, я оставалась без завтрака, так как его раздражало, что я «страшно гремлю тарелками». Любая крошка или пылинка вызывала дикую ярость — есть разрешалось только над раковиной, а мыть посуду надо было во время еды. То есть доела первое — моешь тарелку, только потом ешь второе. Из своей комнаты я боялась выходить даже в туалет, а после 21:00 это и вовсе запрещалось, хоть обделайся там. Ну, кто был в армии, немного в курсе. Последнее, что я не смогла выдержать и сбежала, была попытка затащить меня в постель.
В некотором смысле, мне даже повезло. Половина моих одноклассников регулярно приходили в школу голодными, с синяками, переломами, или не приходили, а лежали в травме, или были наказаны домашним арестом, пролетая не только мимо экскурсий, но и контрольных, за пропуски которых получали «неуд» и в итоге новые синяки от родителей, как родных, так и не очень. Впрочем, как-то мой отчим оговорился, что ради поездок на картошку он в почти всё школьное детство провёл в таком же положении. Картошка и железная дисциплина — наше всё.
Собственно, что я хочу сказать: есть люди, а есть нелюди, и не важно, какая у вас степень родства.
4 комментария
а вот Кайл таки сдался и отдал свой мешочек с золотом