Learning to Fly

Ребята, выращивающие своих корзиночек до двадцати лет, а потом выпинывающие их во взрослую жизнь, вы со своими детьми вообще все эти годы не разговаривали? На подоконнике их, что ли, выращивали? Накормили, обули, дневник проверили, планшет под нос сунули и гуляй?

Мне с самого детства было понятно, что пока я маленькая, обо мне должны заботиться родители. Когда стану взрослой, я должна буду создать своё гнездо без посторонней помощи. Что с восемнадцати лет человек учится (ВУЗ, училище — неважно), параллельно ищет подработку, обзаводится своим углом (пусть съёмным или общежитием), потихоньку встаёт на ноги. Когда я стану совсем взрослой тётей, мои родители состарятся, и я должна буду им помогать.

Почему мне это было понятно? Потому что родители говорили мне об этом тысячи раз. Не в приказном тоне, а рассказывая, как устроена жизнь. Что именно этот путь — совершенно нормальный. Что все дети вырастают и мечтают отпочковаться. В своём доме я смогу выбрать сама, что буду готовить на обед, какого цвета будут обои, и каких гостей и когда я позову.

И честно, я не понимаю, как может быть иначе. Как для подростка может быть неочевидным момент, что быть взрослым — здорово? Иметь финансовую независимость — здорово. Планировать свою жизнь самостоятельно, без родительских указаний — здорово.

Второй момент — это деньги. Как привить желание у ребёнка не сидеть на родительской шее? Ну я, например, лет с одиннадцати лет помогала маме в её швейных шабашках. Раскроить детальку — условно рубль. Хочешь новый рюкзак? Вот ткань, вот мел. Три дня работы в поте лица — вот твой заработок, что хочешь, то и делай с ним. Можешь не работать, тогда получишь только на обеды и проезд. Новый рюкзак — раз в год. Хочешь чаще и больше? Ну вот швейная машинка — помогай.

Знаете, как загораются глаза у ребёнка, когда он получает деньги не просто так, а за мелкую помощь по дому или за посильную помощь во взрослой работе? Для него это не просто заработок. Он горд собой. Он — как взрослый. Он сам может выбрать, что купить.

Годам к пятнадцати мы с подругой подрабатывали уже во время школьных каникул в какой-то столовой. К восемнадцати, учась в ВУЗе, я стала брать мелкие заказы на макеты визиток, буклетов, ещё какой-то рекламной чепухи. По окончании ВУЗа у меня было внушительное портфолио, знание программ, опыт, постоянные клиенты, вполне устраивающий меня по студенческим меркам доход. И да, его хватало на скромный съёмный угол, еду и одежду.

Сейчас я уже взрослая тётка, у меня корзиночка тринадцати лет, и я регулярно от него слышу:

— Ма, есть шабашка? Хочу кеды.

Обуви у корзинки полный шкаф, но ему нужны вот именно такие, замудрёные, молодёжные.

Да, подработка есть, вот тебе бумага с замерами, вон автокад. Садись, рисуй план. Сойдутся размеры — получишь на свои кеды.

— Па, есть шабашка? Мне игру новую надо.

Да, есть, идём в столярку, размечай доски, вон маркер, вон сверло, вот эскиз.

И тринадцатилетняя корзинка крутит, сверлит, высунув язык от усердия, потому что хочет быть похожим на отца. Быть как взрослый. Иметь свой заработок. Не бояться пораниться об режущий инструмент. Иметь прямые руки, которые всегда накормят. Не бояться сложных программ, имея возможность заработать этими умениями. В какую сторону его понесёт — в умственный труд или ручной — понятия не имею. Но твёрдо убеждена, что во взрослой жизни не пропадёт.

И вот теперь мне объясните, на каком хрустальном подоконнике вы выращиваете свои цветы жизни, что лень и косорукость обнаруживаете только к двадцати годам? Оберегать от взрослого мира все эти годы, и искренне думать, что он станет взрослым и резко изменится? Дуть в попу до двадцати трёх и потом выгнать из дома — это хорошее решение?

Господа. Общайтесь с детьми с самого годовасия. Или содержите их до самой старости, но не нойте.

Задолбали.