Бизнес на страданиях

Не все из вас, но многие слышали про дорогостоящий процесс производства лекарств, что прошли те времена, когда лекарства добывали из подножного сырья, а сейчас требуется многомиллиардный поиск иголки в бесконечном стоге молекулярного сена. И есть в этом утверждении доля правды, но все мы знаем, что рогатый кроется в деталях, о которых мне и хотелось немного рассказать.

Да, действительно, из тысячи потенциальных молекул до готовой лекарственной формы доходит одна, сам процесс создания лекарства «от идеи до таблетки» зарегулирован по самое не могу. Есть целый свод правил и миллион требований, в том числе к безопасности и эффективности лекарств. Вот только если бы всё было так до невозможности сложно и дорого, то почему появляются новые фармокомпании, а старые не уходят из бизнеса?

По той причине, что есть множество способов оптимизировать расходы, в том числе совместно купить базу хитов (потенциальных молекул), использовать компьютерное моделирование, перенести фазы клинических исследований в дешёвые страны, внедрить новые, более экономичные способы производства и. т. д. Более того, очень часто новое лекарство придумывают в университете или маленькой лаборатории, а крупная форма покупает разработки и переводит их на производственные рельсы, в этом случае и вовсе расход на R&D сокращается до минимума.

Так из чего же формируется столь высокая цена на лекарство? А цена, внимательный читатель, включает в себя ещё две немаловажные компоненты, о которых не любят распространяться ни сами компании, ни их почитатели. Первая — это расходы на продвижение лекарственного препарата.

Да, да, вопреки декларируемым тезисам об альтруизме и гуманизме, компания в первую очередь желает помочь акционерам увеличить прибыль, ну и, разумеется, для этого нужно больше продавать. Как? При помощи инструментов медицинского маркетинга, в том числе повышения лояльности рядовых врачей и лидеров мнений. Компании спонсируют мероприятия и исследования, а ещё полностью покрывают расходы, связанные с посещением заграничных конференций, привлекают докторов на дорогостоящие советы экспертов (где 1 час выступления эксперта может стоить 1500 $) или просто завуалировано подкупают медиков.

Достаточно посмотреть открыто публикуемые разными компаниями данные о выплатах врачам, чтобы убедиться в том, что это немалые деньги, не говоря уже о других расходах, включая рекламу.

Вторая компонента — это расходы внутри компании. Причём, если в маленьких или средних компаниях не так всё печально, то в крупных компаниях масштаб бедствия поражает воображение. Молчу уже про раздутый штат и нерациональные процессы, просто приведу пример: в операционных процедурах многих компаний есть пункт про перелёт бизнес-классом, ну т. е. если полёт занимает более пяти часов, то полагается бизнес. Видели, сколько стоит бизнес через Атлантику? Четыре-пять подобных перелётов сопоставимы с бюджетом целого отдела, а таких перелётов бывает и более десяти. Сюда же стоит добавить суточные и оплату гостиницы. Ну не в хостеле же ночевать хэду бизнес-юнита! Есть руководители, которые передвигаются на собственных джетах, но тут даже мне сложно представить стоимость такой командировки.

Вот такие получаются слагаемые, а итоговую сумму заплатит пациент. Можно ли как-то уменьшить цену? Думаю, что можно отказаться от аутсорса, где он не нужен, перестать подкупать врачей, чуть меньше денег тратить на дорогостоящие корпоративы, командировочную активность с приставкой люкс, а также мероприятия а-ля давайте отметим день заболевания X (у нас как раз готовится лонч препарата Z для его лечения). Будут ли это делать? Скорее всего, нет, потому что, в отличие от покупки машины или нового смартфона, у пациента выбора зачастую нет, т. е. либо покупаешь лекарство, либо умираешь/доходишь до терминальной стадии, что в общем-то синонимично, поэтому человек отдаст любые деньги ради здоровья.

Это всё очень напоминает наркобизнес, где есть «товар» и постоянный клиент, готовый отдать последнее за дозу. Только вместо «ломающегося» нарка приятный пожилой учитель-диабетик, единственный кормилец троих детей, у которого нашли злокачественную опухоль, девочка-подросток, которую насильник заразил ВИЧ, дети с наследственными ферментопатиями, дети с тяжёлой астмой и сотни тысяч других пациентов, которых объединяет одно — зависимость от дозы лекарства, хотя, наверное, правильней сказать от дозы жизни.

Это меня и задолбало, что на страдании других делаются миллиарды чистой прибыли. Уверен, найдётся много желающих «ответить», но прежде чем строчить контрдоводы, поставьте себя на место той матери или отца, чей ребёнок тяжело болен и умрёт без лечения. Лекарство есть и оно работает, вот только стоимость терапии переваливает за несколько миллионов рублей, фонд ОМС сообщает, что денег нет и советует держаться, а производитель лекарства не желает снижать стоимость, мотивируя это поэтичным рассказом о дорогостоящем производстве и самоотверженной работе за нулевую маржу.