Матери и дети

2007:

— У меня для тебя новость. Ты станешь папой!

— Э-э-э… таблетки не сработали?

— Я прекратила их пить.

— А почему не сказала мне?

— Я не обязана перед тобой отчитываться! Моё тело — это моё дело!

— Но мы, кажется, договаривались, что в ближайшие пять лет нам не нужны дети.

— Мало ли, о чём мы там говорили. Я решила, что нам нужен ребёнок. И даже не заикайся про аборт: я на него не пойду.

— То есть ты вот просто ставишь меня перед фактом, что ты наплевала на все наши договорённости и планы?

— Посмотрите на него, планы ему нарушили! А у меня, может, время уходит! Я не желаю быть старородящей!

— Но ты могла бы хотя бы обсудить это со мной.

— И что, ты бы сказал, что хочешь ребёнка? Конечно, нет. А я — хочу, поэтому он будет. И вообще, если ты не хотел ребёнка, не надо было член из штанов доставать да в меня им тыкать! Тыкал — так теперь неси ответственность!

— Ответственность за тайком принятое тобой решение?! Знаешь, мне не нужна жена, которая в одностороннем порядке меняет договорённости. У тебя есть законный месяц на решение, где ты будешь жить. Хоть к маме езжай, хоть квартиру снимай, я помогу первые месяцы.

— Это мы ещё посмотрим.

2008:

— Ваша честь, эта квартира действительно была куплена в совместном браке. Однако, вот доказательства, что первоначальный ипотечный взнос являлся денежной суммой, полученной мной по наследству, вот доказательства, что абсолютно все ипотечные платежи осуществлялись с моей зарплатной карты, вот доказательства, что ремонт в квартире оплачивался также с моей зарплатной карты, и, наконец, вот доказательства, что истица получала от меня переводы на свою дебетную карту на расходы, поскольку сама она никогда не работала. На основании этого, я полагаю раздел в пропорции 2:1 В пользу истицы непропорциональным. Откровенно говоря, я думаю, что истица не должна иметь никакого права на это жильё вообще, поскольку оно целиком было оплачено мной. Однако, я знаю закон и в рамках закона заявляю ходатайство на раздел в пропорции 2:1 В мою пользу.

— Ответчик, вам не стыдно подобное говорить? Истица была при вас домохозяйкой. Это тяжелейший, адский труд, о котором вы, нажимающий кнопки в офисе, не имеете никакого понятия. А сейчас ей предстоит ещё и поднимать ребёнка, ей предстоит судьба одинокой матери! И вы ещё и заявляете, что она должна быть, фактически, лишена жилья?

— Ваша честь, а на каком основании его должен быть лишён я? У нас с истицей была договорённость, что дети нам в ближайшее время не нужны. Когда она принимала одностороннее решение зачать и родить, она не думала о последствиях. Так почему я должен нести ответственность за принятое ей решение? Вдобавок, она могла бы вернуться к своей матери, тогда как мне вернуться некуда.

— Что значит одностороннее решение? Вы же с ней, простите, спали? Это же ваш ребёнок, это не измена, не непорочное зачатие? Вы уже взрослый человек и должны бы знать, что для рождения детей нужно двое.

— Но, ваша честь, она тайком прекратила принимать таблетки…

— Она распоряжалась своим телом, имея на это полное право.

— Ваша честь, а какие, по-вашему, права имел я? Что я мог, по-вашему, сделать, чтобы она меня не предала?

— Истец, ведите себя прилично и соблюдайте порядок! Здесь суд, а не юридическая консультация. В консультацию раньше обращаться нужно было. Ваши договорённости с бывшей женой меня не касаются. В конце концов, вы заработали на одну квартиру — заработаете и на другую.

—…суд, руководствуясь интересами ребёнка, постановляет произвести раздел в пропорции 2:1…

2010:

— Я тебе русским языком сказала: меньше ста тысяч в месяц — дочь не увидишь. Точка. Если ты не мужик, если ты не можешь заработать, значит, не так уж тебе и нужно с ней общаться, и значит, ей не нужно общаться с неудачником. Я отлично помню, что ты зарабатывал 120. Сейчас, небось, до 150 поднялся. Сотня — не такая и высокая плата за ребёнка, на 50 как-нибудь проживёшь уж.

— Я, вообще-то, в отличие от тебя, жилья не имею! За съём отдам 25 тысяч — жить на что?

— А кто в этом виноват? Ты и только ты. Не надо было разводиться. И вообще, это не мои проблемы. Ты вообще детей не хотел.

— Я хотел детей, но, чёрт возьми, через несколько лет и по обоюдному согласию, а не в результате твоего предательства!

— Да мне плевать, что ты там хотел. Она — моя. Хочешь видеть — плати.

2013:

— Послушайте, вот исполнительный лист. В нём чётко написано, что я имею право видеть ребёнка четыре часа в неделю. Я имею это право, а вы, как судебные приставы, обязаны мне обеспечить это, если моя бывшая жена не желает добровольно исполнять постановление.

— И вы послушайте. Мы не можем ломать дверь в квартиру вашей бывшей. Мы не можем караулить её у подъезда, заламывать руки, и вынуждать открыть дверь. Мы не имеем на это права. Она не уголовный преступник, у неё есть право на неприкосновенность жилища и частной жизни. Она имеет право не открывать.

— А у меня? У меня есть право видеть дочь?!

— Конечно есть, вот же у вас лист.

— Так обеспечьте мне его!

— Мы не можем.

— И что мне делать, по-вашему?

— Договаривайтесь с бывшей. Другого пути нет.

— Да она, во-первых, вымогательством занимается, а во-вторых, с ней не договориться.

— Послушайте, может, не так вам и нужен этот ребёнок?

— Был бы не нужен, я бы не судился, наверное?

— Я очень вас понимаю, но вы тоже меня поймите. Мы судебные приставы, мы действуем в рамках закона, и в его рамках помочь мы вам не можем.

— Гражданин, я это уже слышал: дочь, якобы отцовские права… вы не должны здесь находиться и я прошу вас уйти.

— Это лестничная клетка, являющаяся общественным пространством. Конституцией мне гарантирована свобода передвижения.

— Ну так не сидите здесь, а передвигайтесь, реализуйте свою свободу.

— Я имею право сидеть здесь.

— Вы пугаете людей, и моя обязанность — предотвратить это.

— Кого конкретно я пугаю? Вас моя жена вызвала, да?

— Это не имеет значения. Пожалуйста, уйдите.

— А то что?

— Ну, например, сопротивление законным требованиям сотрудника полиции при исполнении. А ещё угрозы расправой…

— В адрес кого, вас?

— Вашей бывшей жены, разумеется.

— Но я ей не угрожал!

— Она заявила, что угрожали, и, если вы не уйдёте немедленно, то эти угрозы услышу и я, услышу очень отчётливо, и обязан буду принять меры, вы меня понимаете?

2021:

— Здравствуй!

— Не подходи!

— Я просто хотел поговорить хоть раз…

— Ещё шаг — и я закричу, что ты хочешь меня изнасиловать!

— На улице, в минус десять, у школы, родной отец — изнасиловать?! Ты себя слышишь?

— Я знаю, что ты за человек! Я знаю, что ты бил маму! Я знаю, что ты всегда нас ненавидел! Не подходи!

— Это она тебе сказала?

— Я не дура! Я вижу! Ты нас предал! Ты нас бросил! Ты требовал от мамы, чтобы она сделала аборт! Ты её бил! Ногами по животу, чтобы я умерла!

— Я её пальцем не тронул, чёрт побери! Вы живёте до сих пор за мой счёт!

— Да мы тут прямо шикуем! Я, как нищебродка, второй год с одним и тем же айфоном хожу!

— Да как тебе не стыдно.

— Мне?! Это тебе должно быть стыдно! Ты нас предал! Ты нас бросил! Ты бил маму! Ты насильник и педофил! Ты алкоголик, ты тварь, ненавижу тебя, чтоб ты сдох, мразь!

— Я всё понял. Прощай.

— Ненавижу! Ненавижу тебя! Тварь, мразь, чтоб ты сдох!

Так, значит, это женщины у нас — несчастное, угнетённое, придавленное несправедливыми законами меньшинство?