Нет гонке вооружений!

Вы знаете, что такое гонка вооружений? Это подзабытый уже термин из нашего советского прошлого, означающий, что каждая из держав производит огромные запасы оружия, пытаясь установить паритет с противником или обогнать его. То есть они нам ракету, мы им две, они нам четыре, мы им шесть — и так далее по нарастающей. Вот этот термин больше всего применим к моему счастливому детству. Странно, правда? Девочка в песочнице и гонка вооружений? Не складывается картинка?

Все моё детство мама пыталась конкурировать с окружающими, с роднёй, соседями, с родителями моих одноклассников. Как человек высокообразованный, высококультурный и интеллигентный, она просто не могла себе позволить конкурировать зарплатой, машинами, квартирами, одеждой, любовниками и курортами, на которые ездила отдыхать. Нет, она конкурировала с окружающими собственной дочерью. Но, как вы понимаете, интеллигентная и образованная женщина не могла, опять же, позволить, чтобы я выделялась джинсами, кроссовками, магнитофонами, спортивными достижениями, поездками в элитные пионерские лагеря и всем прочим, чего мне тогда до жути хотелось. Нет, основное конкурентное преимущество она видела в моей учёбе. Заметьте, не в интеллектуальном развитии, а в отметках, полученных на уроках в одной из самых захудалых школ города. Я должна была учиться лучше всех в классе. Четвёрка воспринималась как нечто неприличное, тройка — скандал, мама пьёт валерьянку и готовится сойти в могилу. Я должна была и вести себя в школе лучше всех. Как это сделали замечание? Как я могла бегать по коридору? Что значит — всем в четверти снизили оценку за поведение? Да как ты до такого докатилась?

Вы думаете, я такая одна была в классе? Была у меня одноклассница, незабвенная Машенька Кузнецова. Всё было у нас, как в настоящей большой политике: две державы, которые неуклонно наращивали потенциал. Причём я всегда отставала. Машенька писала каллиграфически правильным почерком, у неё всегда были красивые бордюрчики в тетради в первом классе, её инфузория в тетрадке по биологии была лучше моей. Вы спросите, как об этом узнавала мама? Очень просто! Они дружили с мамой Машеньки. Они непременно перезванивались, узнавали, кто как выучил уроки, и когда мама понимала, что никак не может вытащить меня из четвёрок, она брала Машенькины тетради и контурные карты, чтобы я их срисовала и научилась уже наконец получать пятёрки.

Машенька ночами сидела над прописями, чтобы выработать свой каллиграфический почерк, и я сидела, тоже далеко за полночь… Точила карандаши, как Маша, шлифовала их на наждачной бумаге, как велела Машина мама-инженер — но всё равно её чертёж на пятёрку был лучше, чем мой, хотя и тоже на пятёрку.

Я должна была участвовать во всех олимпиадах, какие бы там ни проходили, ведь Машенька-то участвует. Машенька участвовала — и я участвовала. Машенька брала в библиотеке детскую энциклопедию (да, помните, были такие времена: энциклопедии были только в библиотеке и только по записи?) — и мы с мамой бежали в библиотеку записываться на книгу. Маша занимала первое место — и я занимала первое, а как же иначе? Ведь иначе, помните, мама пьёт валерьянку и готовится сойти в могилу!

Машенька шла на медаль, мне тоже нужно было во что бы то ни стало получить эту долбаную медаль. Я считала свои оценки и понимала, что тяну только на серебряную: на золотую у меня была одна лишняя четвёрка. Ужас! Но тут Машина мама проговорилась, что и у Машеньки тоже одна лишняя четвёрка, никак уже не пересдать, и медаль тоже будет серебряная. Слышала ли мама мой вздох облегчения? Поняла ли? Думаю, что нет. Её успокоило только то, что Маша тоже не золотая медалистка.

Вы думаете, я возненавидела Машу? Как ни странно, нет. Мы общались, не сказать чтобы дружили, но общались часто, менялись книгами, тетрадками, перезванивались по учёбе. Мне кажется, мы сочувствовали друг другу, как никто другой.

Золотые школьные годы пролетели, медали получены, начиналась новая жизнь. Маша благополучно поступила на физмат, я на биофак, равняться стало не на кого. Но это я так думала…

У мамы появился новый ориентир — моя подружка Оля. До этого она была мне не конкурент: училась хорошо, но без фанатизма, а потому опасности не представляла. Теперь же мне предстояло конкурировать с Олей успехами на личном фронте.

Оля, оказывается, уже давно гуляет с мальчиком. А я? Всё дома сижу, никого себе не нашла. Мама, где?! На грядке твоего огорода, где я впахиваю всё свободное от учёбы время, потому что ты хочешь собрать клубники, вырастить огурцов и накопать картошки больше, чем соседи по дому, соседи по даче и тёть Галя с тёть Машей, а дома — накрутить солений больше, чем соседка тёть Лида? Да у меня от таскания на своих плечах этого твоего урожая бицуха больше, чем у соседкиного сына. А, ты думаешь, это всё от того, что в промежутках между учёбой и дачей я умудряюсь забегать на секцию карате? Ну мам, там же мальчики! А, не те мальчики, с которыми гуляет Оля… Чёрт!

В общем, так или иначе, парень у меня появился, и неплохой. Но Ольга вышла замуж. Я, значит, опять в отстающих. Мы с будущим мужем повстречались год (Оля, кстати, до свадьбы тоже встречалась год, не меньше, хвала богам!) и поженились. У Оли уже был ребёнок, у меня через девять месяцев тоже появился. Гуляем в одной песочнице, дружим, вспоминаем детство. Казалось бы, ну, всё, догнала, идём ноздря в ноздрю! Но тут маме разонравился мой супруг. Не курит, не пьёт, не бьёт, не гуляет — в общем, соседкам рассказать не про что. И знаете, что я услышала? «Ольга вон со своим козлом уже разводится, молодец какая!» Ё-моё… Опять я отстала!

В тот момент я поняла, что Ольгу и прочих соседок мне не догнать никогда, и съехала наконец от мамы в отдельное жильё вместе с семейством. Обрела наконец суверенитет.

Хочу повесить в прихожей плакат: «Нет гонке вооружений!»