Мама, раскрести меня обратно
А можно я тоже про религию? Ну, вообще-то про людей, но про людей в религии.
Вот есть Славик. Славику 27. Славик два часа пытался мне доказать, что атеисты — это сатанисты. Все, кто не верят в Бога — сатанисты. Потому как если ты не веришь в Бога — ты поклоняешься Сатане. Это не помешало Славику приехать к моей подруге домой ночью, когда она была серьёзно больна, и вскрыть под её дверью вены. Зато православный. А я — сатанист.
Вот ещё главный инженер Имярек Имярекович. Организация, в которой он главный инженер — большая и серьёзная. Так получилось, что в этой организации у меня из воздуха нарисовались несколько дисциплинарных взысканий. И весь офис во главе с этим самым Имяреком, отделом кадров, бухгалтерией, юрисконсультом и даже мастерами видел, как я знакомлюсь с этими приказами. Организация, напомню, достаточно большая, но все всё видели. Проходили «мимо» закутка в конце коридора в тупике шириной в метр. В суде возник вопрос по поводу работы в один из праздников православной веры. Я в этот день работала, а через неделю решила каникулы себе на день продлить. Начальство об этом знало и дало добро. Оказалось, что в этот день никто не работал. И я — тоже. А тот день через неделю у меня — прогул. В ходе судебных слушаний Имярек сказал:
— У нас все сотрудники нормальные, православные.
Была ещё моя ныне покойная мама, которую я люблю, но которая тоже умудрилась поразить меня на этой почве. Ей нельзя было рожать по причине проблем с сердцем. Контрацептивы? Презервативы? Не, не слышали. Только хардкор, только аборты. И молитва на листочке с прошением у господа прощения за это дело. С моей астмой мне в церкви становилось плохо не из-за ладана, скученности и отсутствия вентиляции, нет. Это одержимость бесами. И поэтому в церковь мне надо было ходить чаще. С утра в церковь — вечером на скорой в больницу. В которой…
В которой ко мне в шесть утра, когда я ещё сплю, обязательно раз в несколько дней приходила женщина в форме монашки, как с картинки в старой книжке. Я пытаюсь спать, а мне рассказывают много интересной содержательной информации: чей сегодня день, почему мне надо сходить в местную больничную часовенку и прочая. Для справки: женщина одна и та же. Что я делаю в этой больнице и с чем я в ней лежу, сказал сразу. Попросил больше не заходить — тоже. «Часовня» в больнице — очень тесная комната, в которую набивается очень много людей. Плюс горящие свечи и тот же проклятый ладан. Воздух заканчивается быстро. Мне каждый раз говорили, что если я не пойду вредить своему здоровью, Бог сделает мне нехорошо. «Ещё хуже?» — cпрашивал я. Ответа не было ни разу. Все десять дней с воистину бараньим упорством меня переубеждали (случился редкий в наших больницах случай: все десять дней соседей у меня не было).
Эти люди знают, что мне есть, как мне одеваться, как разговаривать. Они знают всё. И мне страшно жить рядом с теми, кто знает ответы на все вопросы. При этом сам режет себе вены, нарушает заповеди того Бога, приверженцем которого себя называет («не обмани», например), и развлекается прочими милыми вещами.
Тот факт, что на меня в младенчестве, не спрашивая моего веского «фи», окунули в чан с водой и навесили на шею крестик, не значит, что я хочу относиться в этим людям. Раскрестите меня кто-нибудь! Юношеский максимализм? Да. Моё личное дело, господа. Задолбали.
Вот есть Славик. Славику 27. Славик два часа пытался мне доказать, что атеисты — это сатанисты. Все, кто не верят в Бога — сатанисты. Потому как если ты не веришь в Бога — ты поклоняешься Сатане. Это не помешало Славику приехать к моей подруге домой ночью, когда она была серьёзно больна, и вскрыть под её дверью вены. Зато православный. А я — сатанист.
Вот ещё главный инженер Имярек Имярекович. Организация, в которой он главный инженер — большая и серьёзная. Так получилось, что в этой организации у меня из воздуха нарисовались несколько дисциплинарных взысканий. И весь офис во главе с этим самым Имяреком, отделом кадров, бухгалтерией, юрисконсультом и даже мастерами видел, как я знакомлюсь с этими приказами. Организация, напомню, достаточно большая, но все всё видели. Проходили «мимо» закутка в конце коридора в тупике шириной в метр. В суде возник вопрос по поводу работы в один из праздников православной веры. Я в этот день работала, а через неделю решила каникулы себе на день продлить. Начальство об этом знало и дало добро. Оказалось, что в этот день никто не работал. И я — тоже. А тот день через неделю у меня — прогул. В ходе судебных слушаний Имярек сказал:
— У нас все сотрудники нормальные, православные.
Была ещё моя ныне покойная мама, которую я люблю, но которая тоже умудрилась поразить меня на этой почве. Ей нельзя было рожать по причине проблем с сердцем. Контрацептивы? Презервативы? Не, не слышали. Только хардкор, только аборты. И молитва на листочке с прошением у господа прощения за это дело. С моей астмой мне в церкви становилось плохо не из-за ладана, скученности и отсутствия вентиляции, нет. Это одержимость бесами. И поэтому в церковь мне надо было ходить чаще. С утра в церковь — вечером на скорой в больницу. В которой…
В которой ко мне в шесть утра, когда я ещё сплю, обязательно раз в несколько дней приходила женщина в форме монашки, как с картинки в старой книжке. Я пытаюсь спать, а мне рассказывают много интересной содержательной информации: чей сегодня день, почему мне надо сходить в местную больничную часовенку и прочая. Для справки: женщина одна и та же. Что я делаю в этой больнице и с чем я в ней лежу, сказал сразу. Попросил больше не заходить — тоже. «Часовня» в больнице — очень тесная комната, в которую набивается очень много людей. Плюс горящие свечи и тот же проклятый ладан. Воздух заканчивается быстро. Мне каждый раз говорили, что если я не пойду вредить своему здоровью, Бог сделает мне нехорошо. «Ещё хуже?» — cпрашивал я. Ответа не было ни разу. Все десять дней с воистину бараньим упорством меня переубеждали (случился редкий в наших больницах случай: все десять дней соседей у меня не было).
Эти люди знают, что мне есть, как мне одеваться, как разговаривать. Они знают всё. И мне страшно жить рядом с теми, кто знает ответы на все вопросы. При этом сам режет себе вены, нарушает заповеди того Бога, приверженцем которого себя называет («не обмани», например), и развлекается прочими милыми вещами.
Тот факт, что на меня в младенчестве, не спрашивая моего веского «фи», окунули в чан с водой и навесили на шею крестик, не значит, что я хочу относиться в этим людям. Раскрестите меня кто-нибудь! Юношеский максимализм? Да. Моё личное дело, господа. Задолбали.
4 комментария