Не дай нам бог сойти с ума

В нашем дворе было много детей разного возраста. Мы бегали, прыгали, играли в футбол, в прятки, в войнушку, катались на великах, зимой — на санках; в общем, развлекались как могли. Было весело. Но в одном месте нашего двора мы не любили бывать: там была протоптана дорожка Дебила.

Дебил (это сейчас кличка, а не ругательство и не диагноз) жил в квартире рядом с этим местом. Он был уже взрослым — как минимум, ребёнком его назвать было никак нельзя. Днём родители выводили его «погулять», и он бродил по чётко заданному маршруту между трёх деревьев. Он просто ходил как заведённый, глядя при этом куда-то вбок, с вечной кривой улыбкой. Час, два, три, пока кто-нибудь не приходил и не забирал его обратно домой.

Все дети его боялись. Боялись, что если он случайно прикоснётся — станешь таким же. Что ходить по этой дорожке заразно. Боялись, что если он вдруг тебя заметит — то пойдёт следом и будет идти, куда бы ты ни убежал, пока не настигнет и не заразит.

Особо одарённые личности пытались победить свой страх через мелкие пакости: например, подложить на дорожку большую ветку. Дебил упирался в неё, разворачивался и шёл обратно до поворотного дерева. Может быть, придумали бы ещё что-то, но на слова он не реагировал, а подойти близко было страшно.

Мне, можно сказать, повезло: я уже понимал, что такое психические заболевания, поэтому сознание говорило, что в данном случае опасности заразиться нет, что он ходит там и ходит, никому не мешает, и трогать его не нужно, но как же было жутко видеть это автоматическое равномерное движение туда-сюда!

Его родители отнюдь не выглядели радостными людьми: когда они выводили или забирали его, было видно, насколько им неприятна ситуация, как тяжело видеть лица здоровых детей и понимать их отношение к Дебилу, да и сами они относились к нему, похоже, уже как к неизбежной неприятной обузе.

Потом я переехал — в другой город, далеко от тех мест. Работал в айтишной компании, и вот как-то раз пришлось прокладывать локальную сеть в местной психиатрической лечебнице — для персонала, естественно, не для пациентов. Но пациентов увидеть довелось. В камерах с зарешеченными окнами на койках сидели и лежали люди, напомнившие Дебила: такие же жуткие, с бессмысленными взглядами, иногда делающие бессмысленные повторяющиеся движения, иногда явно ходящие под себя. И точно так же никому не нужные: обуза, лишние предметы, которые содержатся здесь только потому, что их положено содержать, за эту работу деньги платят.

В общем, как сказал классик: «Не дай нам бог сойти с ума!»

Похоже, что многие из них такие с рождения, то есть с ними всю их жизнь мучаются сначала родители, а когда родители умрут — санитарки в психушках.

Не стану говорить про деньги, бюджет, налоги, с которых отстёгивается бюджет на их содержание и «лечение» — это всё понятно. Но они вряд ли счастливы и совершенно точно доставляют окружающим, особенно близким, массу проблем.

Вот как с этим быть? Сохранять жизнь таким малышам? Ради чего — их собственного полурастительного существования и разрушенной жизни родителей? Уничтожать сразу, рискуя убить потенциального гения с нестандартным мышлением? Законодательно позволить родителям самим принять решение через несколько лет? Или принимать решение о нецелесообразности поддержки жизни при отсутствии желающих взять на себя опекунство?

Я не знаю однозначно правильного решения. Ведь, кроме всего прочего, всегда остаётся возможность злоупотреблений…

А задолбали те, кто считает, что знает такие решения, от «всех убить!» до «поддерживать любой ценой!».