12 июня, День России, столица. Один из центральных городских узлов народных гуляний, аккурат между двумя здоровыми парками, насыщенными культурно-развлекательными опциями с лёгким хипстерским налётом: палаточки со сластями ручной работы, танцульки, велосипедные дорожки, лежаки для загорающих… Так вот, между двумя этими парками стоит, гм, инсталляция, предположительно, поставленная туда ещё ко Дню Победы, которая мигает своими лампочками, экранами, гордой синей надписью «70 лет»… и поёт военные песни.
И вот я иду по городу, солнышко, птички, праздник, День России. И слушаю про «огонь смертельный», про пулемёты, про «здравствуй, мама, возвратились мы не все». Серьёзно? Мы придумали себе новый национальный праздник, чтобы петь в него про войну? Про смерть? Это всё, с чем ассоциируется у вас родная страна? Посмотрите вокруг — бегают дети, чьи родители, а порой и бабушки-дедушки не застали этой войны. Им весело, этим детям, они едят мороженое. Один такой ребёнок своим существованием в десять раз лучше празднует этот День России, чем десять таких инсталляций.
Ужасно задолбало. Занимайтесь этим 9 мая, вместе со своими военными парадами, детскими военными парадами, ряжеными ветеранами, настоящими ветеранами, которым ко Дню Победы дают квартиру, а потом забирают обратно, «никто не забыт, ничто не забыто» от людей, которые никогда ничего и не помнили, георгиевскими ленточками на водке в магазинах… А остальные праздники оставьте в покое.
А то давайте я к вам на день рождения приду с похоронным маршем, чтобы напомнить, как умерла ваша любимая бабушка, без которой вы бы не появились на свет. Понравится?
Деньги на электронном счёте — это не деньги, а всего лишь нули и единицы на чьём-то компьютере.
Снял я деньги с карты — всё, они мои, они у меня. Даже у самых раскрученных банков случаются сбои, в результате которых энная сумма может просто исчезнуть со счёта.
Никакая система не отследит, что, где и за сколько я купил. Мне неприятен сам факт, что где-то фиксируется эта информация.
Расплачиваться картой в магазине быстрее и проще, говорите? Кто-то платит не «сунул-вынул», а со вводом пин-кода, подписью на чеке и получением ещё нескольких чеков, что тоже отнимает время. Помню случай, когда передо мной одна покупательница пробила товара на сумму, превышающую остаток на её карте. К (не)счастью, у неё оказалась ещё карта, но оплатить покупку с двух карт нельзя. Начали выбирать, считать, что же можно удалить из списка, чтобы хватило на первой карте, и потом оплатить второй как новую покупку. Общее время разрешения ситуации было бы куда меньше, плати она наличкой. Да, такие ситуации единичны, но они есть.
Ну и наконец, всякие акции и бонусные программы меня не привлекают, особенно ценой всего вышеперечисленного.
Обезопасить же наличные деньги можно максимально, используя простые правила:
Снимайте с карты наличные в отделении банка, а не в каком-нибудь переходе.
Снимайте максимально возможную сумму, чтобы реже пользоваться банкоматами.
Храните основную часть средств в безопасном месте, а с собой берите только то, что планируете потратить.
Следите внимательнее за своим кошельком/бумажником во избежание кражи или потери. Бдительность ещё никому не вредила. Раззява без налички подобен раззяве с наличкой, только без налички.
Возможно, я не современен. Возможно, я параноик. Но это мой выбор и меня задолбало его осуждение. Хотите по безналу — ваш выбор, но не всеобщий. Иными словами, плати и дай платить другим.
Я работаю восьмичасовой день в офисе — не прошло и года с тех пор, как я сменила работу. И теперь у меня есть коллеги, которых можно задалбывать.
Я не разговариваю с ними на отвлечённые темы — и вообще практически не разговариваю, кроме «дай-возьми-спасибо». Я не предлагаю свою помощь, когда у них завал (хотя охотно помогу, если попросят, если у меня завала нет). Я всеми силами избегаю глобальных поисковых операций и стараюсь оставаться на своём рабочем месте под предлогом того, что люди приходят поставить печать, и должен же это кто-то делать. Я делаю ошибки, и их приходится исправлять коллегам, потому что я не знаю алгоритма решения проблемы (да и узнаю об этом чаще всего постфактум). И у меня вечно несчастный вид, за что меня активно защищает от коллег начальство, даже тогда, когда защита совершенно не требуется.
А ещё я могу задалбывать тех, кого задалбывают люди, ставящие себе диагнозы. Потому что иногда в шутку называю себя невротиком.
Мне страшно. Практически всегда. В плохие дни я боюсь выходить на улицу, потому что там люди. Люди представляются мне чем-то вроде ужасных монстров, потому что я чувствую, что они думают обо мне самое плохое (на самом деле это проекция — я переношу на окружающих людей то, что сама думаю о себе, но знание этого факта не спасает). Однажды зимой, когда у меня сломалась молния на единственном тёплом пальто, я почти месяц не могла зайти в ателье, мимо которого прохожу два раза в день, потому что не была уверена, что там починят молнии. В моем мозгу это приравнивалось к тому, что я зайду в ателье, а меня там встретят слизнеобразные инопланетяне и, помахивая хоботами, вежливо скажут: «Вы что, девушка, мы тут никакие молнии не ремонтируем, у нас продуктовый». Проще говоря, я боялась, что вся моя картина мира рухнет, и случится что-то непоправимо страшное. До ателье я дошла только тогда, когда надёжный друг уверенно сказал мне, что там чинят молнии, всё верно, точно чинят.
Я всегда во всём сомневаюсь. Думаю, если бы мне твёрдо сказали, что трава синяя, а небо оранжевое, я бы посмотрела на траву и небо, чтобы убедиться, что трава зелёная, а небо голубое. А потом ещё раз посмотрела бы, для верности — вдруг я в первый раз ошиблась?
Я не могу принимать участие в поисковых операциях, когда надо пролистать все документы за четырнадцатый и тринадцатый годы. И не только потому, что однообразное занятие, не дающее успеха, на раз отключает мне внимательность. Просто через двадцать страниц мне начинает казаться, что я просто пропустила нужный документ, он где-то там. Через пятьдесят страниц я становлюсь в этом абсолютно уверена и трачу всё самообладание на то, чтобы не начать листать назад, чтобы перепроверить себя. Это тоже не способствует внимательности.
Я живу бок о бок с постоянным чувством тревоги. За месяц до важного мероприятия я начинаю постоянно думать о том, что мне необходимо сделать, как предотвратить все возможные неприятности, а также проигрывать в голове вероятные социальные конфликты. За неделю до встречи я укладываю в голове место, дату и время — и вспоминаю о них. Постоянно. Календарь не помогает — разве что каждый час находить в нём напоминания о грядущих планах проще, чем вспомнить их, если планов достаточно много.
С последней зарплаты мне кажется, что у меня не хватает денег, и меня всё время тянет взять бумажку и подробно расписать себе бюджет на месяц. Я думаю об этом во время работы или когда засыпаю и усилием воли давлю в себе это желание. Потому что это пустая трата времени. Если я возьму ручку и напишу все необходимые расходы, через час я всё равно решу, что где-то ошиблась, и надо пересчитать.
Немного спасают ритуалы. Садиться на одно и то же место в метро, за один и тот же стол в столовой, заказывать одну и ту же еду, пить утренний кофе всегда в одно и то же время, ходить одной и той же дорогой. Стабильность — это безопасность. Любое изменение — это повышение фона тревожности, а значит — снижение внимания и потеря возможности соображать.
Но это всё неуважительные причины, потому что у меня не стоит диагноз, выписанный психиатром. Я веду себя как нормальный человек, за исключением молчаливости, неуверенности в себе и невнимательности. Мои проблемы нельзя пощупать руками, а когда я не в состоянии держать спокойный вид — когда у меня трясутся руки, или когда я начинаю выдирать себе волосы, или когда трогаю себя за лицо, — все понимают, что я просто истеричка и всеми силами пытаюсь показать, как мне плохо. Чтобы на меня обратили внимание, меня пожалели и освободили от неприятного дела, которое на меня пытаются повесить.
Некоторые люди даже верят, что у меня есть какие-то психологические проблемы. Они могут сказать, что им тоже страшно, но они же справляются. Что бывает хуже — сходи в любую онкологию, посмотри на её посетителей, и поймёшь, что у тебя всё не так плохо. Что я уже большая девочка, и стыдно не уметь справляться с собой. Что я просто эгоистка.
Я верила в это несколько лет. Я старалась быть лучше в их глазах. У меня не получалось: меня парализовало. Я отрицала себя и свои ощущения, вплоть до непонимания того, что мне надо поесть или поспать. Я считала себя эгоисткой, трусливой и ленивой тварью. Я ненавидела себя. Если бы вдруг встретила себя — убила бы тварь, перегрызла бы горло.
Два года психотерапии, отчаяние, желание сдохнуть и антидепрессанты. В результате сегодня я в состоянии понять, что мне стоит делать, чтобы оберечь себя от панических страхов и полной потери жизненной силы. Я всё ещё не могу уснуть, потому что пытаюсь проконтролировать все мероприятия на следующий месяц, я всё ещё сплю очень нервно и порой просыпаюсь от кошмаров. Я всё ещё не могу написать письмо брату, который сейчас в армии — мне страшно до паралича мозга. В детстве я катала его на спине, и мне хочется плакать, потому что мои страхи не относятся к реальности.
Мне всё ещё говорят, что я слабая, что я эгоистичная (когда люди говорят, что ты эгоист, они имеют в виду, что ты не такой, каким они хотят тебя видеть), что я не должна так переживать.
Внутри меня каждый день в течение последних шести лет идёт нескончаемая война — иногда она ослабевает, и это самые счастливые дни в моей жизни.
Мне очень жаль, что из-за того, какая я есть, я причиняю неприятности людям. Но я хочу выжить. Я больше не буду отказываться от себя. Я понимаю, что с какой-то стороны мне не место в коллективе, и следовало бы найти другую работу — но я так и не смогла получить высшее образование (отупение, тахикардия и чувство собственной ничтожности лицом к лицу с преподавателем — и даже зная материал, я не могла толком ничего сказать). И я не знаю работу, с которой бы я справлялась бы лучше. Я просто хочу выжить.
Так что мы с коллегами продолжаем друг друга задалбывать. Я их — своим особо чувствительным восприятием мира, а они меня — неспособностью понять и обесцениванием моего самоконтроля.
Очень-очень прониклась историей человека, которого задолбали вопросом, куда он едет в отпуск. Сама нахожусь в такой же ситуации.
Когда минула пора весёлого и, чего греха таить, нищего студенчества, моя трудовая прочно устроилась в отделе кадров небедной компании, а в кошельке завелись деньги на милые безделицы, мои самые лучшие, самые прекрасные, самые любимые друзья (не сарказм!) начали задавать мне самый задолбавший вопрос:
— Совместим отпуска и махнём в Грецию?
— Давай в Египет!
— В Турцию…
— Горящий тур в Париж, копейки, погнали!
На всё это я отвечаю: «Нет». Объясняю. Доказываю. Извиняюсь, потому что друзья обижаются, а друзей я люблю.
Беда в том, что я аэрофоб. Я не сяду в самолёт никогда и ни за что. Можно обзывать меня трусом, обещать, что возьмём вискаря в «дьютике», и я прям не замечу, как долетим. Шутить, что все самолёты возвращаются на землю. За 15 лет я наслушалась этого в различных вариациях.
Нет. Я боюсь. А поскольку человек я… ну, скажем, верящий во всякое такое, оккультненькое, то мне кажется, что такой вот устойчивый и на первый взгляд иррациональный страх — не на пустом месте. Мне кажется, что нечто удерживает меня от полётов неспроста.
Да, скорее всего, я никогда не увижу ни пляжей Греции, ни пирамид, ни пресловутую башню. И наверняка это переживу. А вот полёт — нет. Помру как минимум от страха.
А вы, чем убеждать и настаивать, лучше привезите мне магнитик. Я их собираю.
Пока я не забеременела, тема женских форумов для меня была загадкой и совершенно не интересной опцией. Но вот свершилось — и, знаете, я открыла для себя этот мир с новой, лицемерной и жестокой стороны.
В каждой теме про аборты обязательно появится толпа баб, постящих картинки с мимимишными детьми и подписью: «Мама, не убивай меня!», фильмы про ужасы абортов, истории «А вот Манька сделала и теперь родить не может» и уйму плачущих смайликов. Они будут причитать: «Ой, мне плохо, у меня сердце разрывается! Как можно убить крошечное живое существо! Изверги! Убийцы! Бог накажет! Бог всё видит! Это не православно!»
Ну, может, женщины действительно трепетно воспринимают этот вопрос. Допустим. И тут эти же дамы оказываются в теме, в которой описывается проблема: «Кошка живёт с нами 16 лет, появился ребёнок, он раскричался, она его поцарапала. Что делать?» Дамы, видимо, утерев слёзы от прочтённой темы про аборты, пишут:
— Я бы избила и выгнала. Зачем она нужна такая? Дети дороже, а эта тварь пусть страдает!
— Тут только усыпить!
— Да усыпить и не думать, я бы вообще избила до смерти!
— Зачем она вам вообще? Мы свою выкинули сразу. Зачем нам шерсть?
— Усыпление — единственный выход. Оставьте в ветеринарке — они и так усыпят.
— Собакам во двор вынесите. Они знают, что делать.
И это не преувеличение.
В этой теме были и здравомыслящие люди, которые рассказали автору, что можно сделать, не прибегая к лишению жизни животного и насилию над ним. Подсказали что-то по базовой зоопсихологии и фелинологии, что сделать, чтобы такие случаи не повторялись.
В соседней теме обсуждают, как бы родителей сдать в дом престарелых и отжать квартиру. Советы последовали незамедлительно. Примелькались и наши страдающие по судьбам детей. Мол, надо думать о молодых, надо семьям с детками помогать, дать жильё, сидеть с их детьми. А если не хотите — то тут каждый выживает как может! Зачем нужны такие бесполезные старики, которые с детьми не помогают? Они что, решили, что всё, родительский долг выполнен, их дети взрослые и сами должны думать о своей семье?!
Как же бесит видеть это лицемерие! Им жалко плод во чреве, а живых существ, уже живущих, чувствующих и переживающих боль, им не жалко! Не все такие, конечно, но вот эта часть задолбала.
Меня огорчают конфликты, тем более — необъявленные войны, особенно в мирное время. Ничего хорошего в этом нет, я знаю. Во время службы в вооружённых силах доводилось кое-где участвовать. Днём расшаркиваешься с ними, тебя уверяют, что они ни при чём, что они тебя уважают, а ночью — опять обстрел, опять оттуда же. И, конечно, никаких доказательств. Комвзвода разведки взял и тупо зачистил территорию. Его судили, но я ему до сих пор благодарен.
— У тех, кто воюет, и у тех, кто стоит в сторонке — разные законы! — сказал комвзвода после решения суда.
Командир усиления был хитрее. У него подразделения противника постоянно несли потери в конфликтах между собой. Его многие не любили, считали, что он позорит светлый образ офицера.
— Насрать на честность, — говорил этот командир. — Для меня «честно» — это когда ты вернулся живым и ликвидировал противника.
Соседские конфликты аналогичны тем необъявленным войнам. Не люблю, но когда втягивают, то знаю, что переговоры не помогут и действовать надо предельно жёстко. Да, кстати, ещё одно сходство — в обязательной демонизации противника.
Соседняя квартира продана. Непосредственно от хозяйки. Владела она ей три года, теперь продала. Молодая девушка, с которой у меня вышел соседский конфликт. Что мы знаем о «противнике»? Дата рождения, образование, место работы. Знаю, кто помог трудоустроиться, знаю уровень доходов, график работы. Знаю, кто её родители и как она стала собственницей квартиры. Знаю, со сколькими парнями встречается и со сколькими спит. Знаю её хобби, список друзей, предпочтения в искусстве. Знаю, сколько у неё татуировок и что означает «витушка» на предплечье. Знаю её паспортные данные и даже имею сканированную копию её паспорта. Имею и набор фотографий «противника» в различных бытовых и жизненных ситуациях. Знаю, где проводит отпуск и выходные. Знаю номера её сим-карт и данные платёжных карт. Имею перечень «номерного» имущества, находящегося в её пользовании.
Я в курсе, что это «незаконно», однако закон — он разный (см. выше). Вся информация получена либо от знакомых этой девушки, либо от должностных лиц. По идее, и те, и другие должны были держать язык за зубами, но в силу разных обстоятельств этого не сделали. Я эту информацию не распространял и не собираюсь, хотя использовать приходилось. Кстати, не сомневаюсь, что обо мне можно получить аналогичную информацию с теми же или меньшими усилиями.
Ещё я люблю читать прессу противника — те страницы, в которых описываются «боевые подвиги». И вот он, я — жирный старый боров, сальными глазками обшаривающий молодое красивое тело соседки. А это моя жена: жируха-свиноматка в леопардовых лосинах. Конечно же, мы курим «Золотую Яву» прямо на лестнице, под дверью соседки. На разборки заявляемся исключительно с бутылкой пивасика. Мы не разговариваем — мы орём или визжим. Мы всегда потные, я хожу исключительно в старых трениках и майке-алкоголичке, растянутой на моё огромное пивное пузо. Каждый вечер мы с женой закатываем скандалы, от которых трясётся весь дом, а если нет скандала, то наши (тоже жирные) дети беготнёй и музоном нарушают мирный покой соседки. Около нашей двери всегда сочится вонью пакет с мусором, а весь общий тамбур завален нашим хламом, в котором живут тараканы и кое-кто покрупнее. Классика жанра, одним словом.
Подавляющее большинство читателей поверят безоговорочно и согласятся с соседкой, что она «ещё мало ему за такое сделала». Этим людям всё равно, что у наших квартир нет общего тамбура, что я вешу 87 кг при росте, позволяющем мне возвышаться над подавляющим большинством людей. Жена моя, кстати, весит 46 кг. Мы не курим и пьём только вино, наши дети давно выросли и живут отдельно. К конфликту эти данные не имеют отношения, но девушка постаралась создать образ идеального врага.
— Извините, пожалуйста, не могли бы вы переставить машину с этого места? А то я не очень хорошо вожу и боюсь, что смогу запарковаться только здесь!
Вежливый тон и обаятельная улыбка прилагались. С этой фразы начался наш конфликт. Девушке в просьбе было не менее вежливо отказано. Я приехал из супермаркета и разгружался у подъезда. Много сумок, нести тяжело. Предложил подождать три минуты — я бы отнёс сумки и переставил бы машину на платную стоянку, где она у меня обычно и хранится. Девушка же, видимо, решила, что вежливая просьба должна удовлетворяться автоматически, невзирая, в частности, на то, что свободных парковочных мест во дворе на тот момент не было.
Да, всё началось с «парковочной войны». Сейчас во дворе нет ни её машины, ни моей. Моя по-прежнему на платной стоянке — мне не в лом ежедневные десятиминутные прогулки, — а машину девушки, увы, угнали и сожгли. Конечно же, я попал под подозрение. После того как меня прекратили преследовать правоохранительные органы, пошёл пресс со стороны родственников девушки. Я их понимаю: терять почти миллион никому не хотелось, машина-то была не застрахована. Однако же утёрлись. В общей сложности на меня писали три заявления и трижды подавали в суд. Безрезультатно.
Нет, конечно, за эти годы я понёс определённые потери. Специально посидел, посчитал — тысяч на 400 ущерба наберётся. Новые окна, внешняя дверь, сантехника, ремонт щитка, ликвидация возгорания от «случайно залетевшей» петарды, вызовы аварийки и промышленных альпинистов, наём адвокатов. Ещё меня дважды избивали, один раз досталось моей жене. Ничего не поделаешь — войны без потерь не бывает. Как тогда, в горячих точках: все знают, кто это сделал, и ничего не докажешь. Поэтому я и не писал никаких заявлений.
По сообщениям прессы противника, все операции проведены без потерь. Ну, ещё бы! У нас в газетах тоже много чего писали.
Квартира на продажу была выставлена сразу же, как девушка выписалась из больницы — экстремальные увлечения часто заканчиваются тяжёлыми травмами. Однокомнатная улучшенной планировки ушла за 800 тысяч рублей (в договоре была указана меньшая сумма). Недорого, но это и не удивительно. Квартира с выгоревшей ванной комнатой дорого стоить не может. Перед отъездом соседки я зашёл к ней и извинился, признав свою неправоту. У неё были, наверное, такие же глаза, как у меня в НКАО.
— Э-э-э, слушай, командир! Извини, мы не разобрались, неправы были! Не смотри так, нехорошо! Ай, ну сколько у тебя погибло? Один? Два?
Так, скаля зубы, прощался с нами азербайджанец, которого мы подозревали в организации обстрела наших позиций. У меня погибли двое. Ещё двое погибших и двое пожизненных инвалидов было у милиционеров. Да, мы оставили тому азербайджанцу на память фугас. Может, он даже на нём подорвался, но сути это не меняет: потерь не вернуть, маховик мести остановить проблематично.
Я спокойный человек, мне не надо, чтобы моё слово оказалось последним. Я хочу спокойно жить в своей квартире. Я толерантен по самое не могу: меня не трогают ежевечерние киносеансы на полную громкость в квартире внизу, мне до балды запахи от готовки верхних соседей, я не нервничаю по поводу перфоратора на четвёртом этаже. Новые соседи мне тоже до балды, я спокойно переношу вид ванной на лестничной площадке и строительный шум за стеной. Это всё рабочие моменты: ребятам восстанавливать ванную комнату после пожара, я знаю. Я не хочу воевать, но если нет выхода…
Всем мстящим хочу напомнить древнюю мудрость одного небольшого кавказского народа: никогда не мсти, если не уверен, что враг больше не встанет.
А меня задолбали имена, которые всё чаще дают современным детям. На вкус и цвет, как говорится, товарищей нет, но всё-таки…
Начнём по порядку. Тенденция номер один — имена старинные, как-то: Авдей, Архип, Захар, Елисей, Назар, Лука и тому подобные. Не, ну это я ещё понимаю: русские традиции и всё такое, выделиться хочется, а Саш-Андрюш-Серёж на всех не хватает. Но, уважаемые родители, если вы ребёнка называете, то, как мне кажется, имя должно нравиться вам самим, причём как полное, так и производные от него. Вот пара примеров: у одних знакомых сын Лаврентий, у других — Матвей. Упаси Боже эти имена сократить! Никаких «Лавриков» или «Матюш», только полностью! Об этом, как правило, сами родители предупреждают при всяком знакомстве с новыми людьми (и других детей в том числе): «Знакомьтесь, Лаврентий! А это Матвей! Мы их только так называем!» При всём этом Лаврентий ещё ходить толком не научился, а Матвей только в садик пошёл.
Беда с произношением таких полных имён и у детей. Наш знакомый Эльдар двух лет от роду нашёл выход: на стандартный вопрос «Как тебя зовут?» отвечает коротко и ясно: «Мальчик!» Семейное «Эльдарчик» никак пока у него не выходит, а сокращения типа «Элик», «Дарик» его мама Таня и папа Коля не приемлют.
Тенденция номер два — имена иностранные. Сами имена-то неплохие, но не нужно забывать про исконно русский атрибут каждого человека — отчество. Страдают тут, конечно, больше девочки (или просто не везло мне пока на мальчиков?): Даниэлла Васильевна, Доминика Дмитриевна, Адель Николаевна, Сабрина Петровна и (хит сезона!) Долорес Фёдоровна. И это я ещё, дабы никого не обидеть, не дописываю реальные фамилии. Они все, конечно, благозвучные и всё такое, но, опять же, чисто русские и с «сериальными» именами никак, по моему мнению, не вяжутся.
Ну, и напоследок анекдот в тему. Сын спрашивает у матери:
— Мама, а правда, что ты в молодости с ума сходила по сериалам?
— Не говори глупости, Лукас, бери Жади и идём в садик за Латифой!
Я ни в коем случае не призываю родителей называть своего ребёнка стотысячным Артёмом или Дашей (вроде бы именно эти имена сейчас лидируют), но действительно редкое имя может оказаться совсем рядом. Медсестра из детской поликлиники недавно сказала нашей знакомой, что имя её сына очень редкое, лет пять точно таких у неё на участке не было. И в классе он такой один, и в параллели. А зовут его… Владимир, Володька или просто Вовик.
Никогда не смогу я понять своих родственников только в одном. Почему, почему им так нужно заставить меня жить в их ритме?!
Так уж вышло, что для меня комфортно ложиться ближе к утру и вставать поздно днём. Сова я. Ночью я наиболее работоспособна, лучше усваиваю информацию, лучше понимаю и работаю. А все мои родичи — сплошные жаворонки.
Спасибо матушке — она, хоть и жаворонок, понимает, что мне так удобнее, и требует только не прогуливать институт, благо подработка у меня на дому, при помощи компьютера. Остальные — как же вы задолбали!
Дед, если тебе удобно ложиться в семь вечера и вставать в три утра — вставай, но не надо, пожалуйста, потом орать на меня, почему я не сплю. Потому что мне удобно лечь в пять утра и проснуться в два-три! И не надо будить меня в шесть: это ты выспался, а я час как легла.
Бабушка, милая, я подумаю о своём будущем, честно. Я могу подумать о нём ночью, моя работа графика не имеет, никто не мешает мне, кроме вас. Я не засну в полночь из-за того, что ты укоризненно покачаешь головой и скажешь, что я себя гроблю. Даже если я каким-то чудом лягу — я проверчусь до тех же пяти утра, укоряя себя за растраченное зря время. А в шесть — подъём, ну да, опять.
Тётя! Честное слово, я помою эту чёртову посуду. Я всегда её мою. С вечера и после обеда. Но с утра — ну потерпи уж, эти две тарелки разве настолько бесят тебя, что надо будить меня в восемь криком?
Дядя! Ей-богу, я всё понимаю, ты даже казался мне нормальным, но сегодня, случайно проснувшись от чересчур громких голосов, я услышала о себе много нового и интересного. И многое — от тебя. Спасибо, дядя.
Дело усугубляется тем, что сейчас август. Для меня это единственный месяц, когда я могу отдохнуть — да, господи, это мой полноценный отпуск, в точности как ваши, но если вы отдыхаете всю позднюю осень и зиму, то я такой возможности не имею: у меня учёба, сессии, практика и прочее-прочее. Так почему, почему вы пытаетесь лишить меня моего заработанного отдыха? Я же не отбираю у вас отпуски и не требую, чтобы вы жили в них по моему режиму, так почему вы считаете возможным проделывать это со мной?!
Вы так ничего и не поняли из моих объяснений и просьб — как же, всё ведь блажь, дурь и пройдет с возрастом, а вот за вами — правда и сила, позволяющая меня игнорировать. Но вы до слёз задолбали.
Нет, девушка, жалующаяся на старшее поколение, не умеющее освоить простейшие алгоритмы, не для того там поставлена.
Она там вообще нигде не поставлена, ни на «это» место, ни на «то». Из текста явно следует, что она по роду занятий — гид из турагентства, а в описанных ею ситуациях с терминалом и кассой самообслуживания является таким же покупателем/клиентом, как и достающие её люди, а значит, помогать им хоть и может, но не обязана.
А меня вот раздражают люди, которые плохо учились в первом классе и потому, видимо, так и не научились читать и вникать в прочитанное, будь то «сложнейшие» инструкции к терминалам или «задолбашки» с развлекательного сайта.
Борьба с курением достигла нового уровня и в очередной раз задолбала. Но это, господа, уже полнейший идиотизм.
Итак. Нам запретили курить в аэропортах, не создав курилок. По всему миру аэропорты этим озадачились, у нас почему-то «запретить и всё». Запретили курить в поездах. Поназапрещали курить на улице в такой хреновой туче мест, что хоть с рулеткой ходи. Опять же, курилок создать — ну что вы что вы, потерпите.
Тут, вроде, или ещё где-то читал, что на курильщика, который курил у себя дома, подали в суд «потому что тянет через вентиляцию». Сигареты обложили драконовским акцизом. Вы знали, что 30−40 процентов цены пачки — акциз? Ладно, хорошо. Потерпим. Запретили продавать сигареты около школ. Зачем? Непонятно, несовершеннолетним их и так нельзя продавать.
Но вчера случился апофигей. У меня около дома есть круглосуточный сетевой магазин, где я и покупаю сигареты уже последние лет десять. Через дорогу есть детский садик. Садик укрыт деревьями и забором высотой метра этак три.
До вчерашнего дня никому ничего не мешало, но вот нашелся же идиот, который написал жалобу, что напротив детского садика продают сигареты. И сигареты продавать в магазине запретили. Где тут логика и здравый смысл — загадка. Каким образом факт наличия сигарет в магазине мог помешать детям за трёхметровым забором — загадка. Зачем вообще создавать геморрой людям на ровном месте?
Борцы с курением и зожники, вот объясните мне, это зачем? Чем мешало-то? Дети не смогут перелезть через забор. Дети не смогут перейти дорогу. Дети не увидят эти несчастные сигареты — они спрятаны в специальные витрины непрозрачные. Детям (уж детсадовским точно) не продадут сигареты вообще ни под каким видом. Дети под присмотром воспитателей. Зачем запрещать мне, взрослому дядьке, покупать сигареты там, где мне удобно?
