муж попал в тяжелую ситуацию, сидел в сизо, выпустили под подписку, дождалась, забеременела, ребенок был желанным. и тут понеслось, 8 месяцев ада: денег не было, все, что он зарабатывал, уходило на адвокатов, я работала, где могла, а с животом уже никуда не брали, ради декретных устроилась на тяжелую работу, он работал днем, иногда помогали родители, но вечерами напивался, устраивал скандалы, бил, когда уходила к матери, звонил умолял вернуться и так заново, терпела, думала все из-за нервов. И вот почти перед родами суд — его посадили, верили что оправдают. после родов ушла жить к родителям, т.к.платить за квартиру нашу нечем, родители нас полностью обеспечивают с ребенком, хотя у них своих проблем навалом, от свекрови ждать помощи бесполезно, да и отношения у нас не очень, помогает «для галочки», ссылаясь на кредиты и прочее. Муж пишет, что любит нас, просит прощения за все и просит, чтобы ждала. А я только сейчас поняла, что после первого раза, как он поднял руку — все, перегорела и никаких чувств, кроме обиды за все, не испытываю к нему, развестись или ждать, просто боюсь, что этот кошмар повторится.
пристрелите меня, пожалуйста
У меня генетический дефект, короткие пальцы со страшными ногтями на руках и ногах. Из-за этого комплексы, постоянные мысли о суициде, хотя понимаю, что это не смертельно, что я не ограничена физически и должна радоваться, что у меня хотя бы есть руки-ноги. Постоянно думаю о том, какой бы могла быть моя жизнь, будь я «как все». Всегда хотела детей, но зачем рожать такого же как я, чтобы и он мучился всю жизнь? Хочется с кем то об этом поговорить, хотя бы с чужим человеком, чтобы хотя бы один человек знал, насколько мне действительно хреново. Даже с родными и друзьями ни разу не поднимала эту тему. Все время стараюсь скрыть свой дефект ( руки в карманы, зимой постоянно варежки, длинные рукава), но ведь это все равно не спрятать. Часто замечаю на себе презрительные взгляды, особенно в общественном транспорте, но ведь всем людям не докажешь, что я в этом не виновата, что это не заразно, что я такой же человек. Но я и самой себе не могу это доказать… Хочется просто жить, а не прятаться от всех. КМП.
Жена вторую неделю категорически отказывается брать новорожденного сына в руки, потому что БОИТСЯ УРОНИТЬ. Мне нужно работать. Все родственники в других городах. ПМП.
Девушка, 24. Езжу с работы на автобусе. Мне от конечной до конечной, поэтому всегда удается сесть. Сегодня в автобус (не забитый, пара человек всего стояли) зашла девушка, может, года на 2-4 младше меня. Оглянулась, подошла и прямо сказала — «Уступи мне место!». Не беременная, явно не с больными ногами, ибо на шпильках. Я спросила — «Почему я должна уступить?». На что она ответила — «Я же красивее тебя!». Я не знала, что ответить. Трое парней, что сидели совсем близко, заржали и поддакивали — «Да, уступи красотке место». Не уступила. Сидела, стиснув зубы. Пришла домой и разревелась. Я знаю, что не королева красоты, но я и не уродина. Так погано на душе. КМП.
Два года назад мы с ним познакомились, недавно съехались и поженились. Всё было хорошо, но как со свадьбы прошли два месяца — моя жизнь превратилась в ад. Он оказался запойным алкоголиком, однажды, напившись, избил до ЧМТ. Когда в этом состоянии я пыталась дозвониться родственникам, параллельно собирая вещи, то он впал в бешенство, сломал телефон и мою руку. Выпнул в прямом смысле на улицу в холод. Я была в полнейшей растерянности, я из приличной семьи, мне даже в голову прийти не могло, что такое вообще может случиться, я никогда не видела алкоголиков, не знала, что такое эта самая «белка».
Но это всё цветочки. На следующий день меня положили в стационар и выяснилось, что у меня ВИЧ. Никаких посторонних связей, кроме как с этим человеком, у меня не было, не наркоманка, каждый год проходила плановое обследование — была всегда здорова. Сказать, что у меня был шок — это ничего не сказать. В итоге выяснилось, что это он меня заразил. Он знал, что болен, но мне не сказал. А я не знаю, как дальше жить. ПМП.
Мне 21 год, всю жизнь был оболтусом, всегда ленился учится. Но благодаря матери я закончил школу (не на 5, но на 4 с несколькими 3).
Затем благодаря ей поступил в институт (18 лет). Всю жизнь она старалась, делала для меня все. Я это не ценил и воспринимал как данность. Первую зарплату с работы, на какую помогла устроится она мне, я ничего ей не подарил. И вообще ни с какой зарплаты ничего не дарил, только лишь на праздники. Часто пререкался, огрызался на просьбы убраться или еще что.
Всегда был отстранен, ничем не делился, не рассказывал. Хотя она всегда интересовалась. Я лишь отвечал: нормально, хорошо. В 20 лет она знает лишь малость обо мне. Ни мои увлечения, ни моих друзей, ни как в институте, работе… Ничего. Я как чужой человек в семье, прихожу домой и утыкаюсь в комп.
Нет, Я не полная скотина: я не сидел на шее – работаю на хорошей работе и получаю хорошую зарплату (благодаря матери) и отдавал часть семье.
А теперь у нее рак. И теперь уже поздно рассказывать истории, делится переживаниями. Теперь больше нет улыбок в доме. И я вспоминаю как было раньше и ненавижу себя, за то что вел себя как чужой. КМП.
Отпросилась встречать НГ с друзьями, все хорошо. 29 декабря, адские боли в животе, вечером операция — аппендицит. Новый год в больнице, да и все каникулы тоже. С новым годом всех, КМП.
Познакомилась с парнем, на год всего старше меня, ухаживал красиво, настойчиво, но тактично. До откровенного интима дошло через полтора месяца — тормозил он, а не я. С тех пор прошёл почти год, а нормального вагинального секса у нас не было ни разу. Петинг до оргазма, минет, куни, 69 — всё есть. Но он не входит в меня, ни с презервативом ни без него — думала у него аллергия на латекс а сам предложить боится, но нет. Эрекция вроде тоже в порядке. Всё, что не касается секса, мне нравится. Я бы вышла за него с радостью. Пыталась поговорить — не получается, отшучивается, переводит тему. Начинаю настаивать — обижается. Говорит, надо подождать. Но я уже год жду! Не понимаю что не так? Общих друзей у нас нет, пыталась даже разыскать его бывших девушек — не смогла, а сам не рассказывал про них никогда. Что не так? Мне скоро 24. Пристрелите меня, пожалуйста.
Моя мама — против секса. Что до брака, что вообще.
Брата почти под конвоем на учебу отпускает — вдруг «по дороге натворит» чего. По дороге в 500 метров, ага.
Меня — упаси боже! Отпустить куда-нибудь кроме как на допы или лекции.
Это переходит все границы. Она по календарю высчитывает, когда у меня критические. Задержались на день — это трагедия, ее дочь — шлюха, понесшая невесть от кого. Брату предлагала перевязать семенные протоки, де так надежнее.
И, при всем при этом! хочу внуков. Хочу внуков, где мои внуки, внууууки.
Мы и рады, у нас давненько есть пары, да и с деньгами проблем нет, отчего бы и не завести детишек, но она морально не готова. Говорит она в один день, в другой — что хочет внучат, но «не так», а как тогда? Дети по-другому не появляются…
Стреляйте.
Пятый курс. Ноябрь 2014 года. Мне 21 год. Мы с мужем (моим ровесником, чтобы не было мыслей о «папике») приезжаем в гости к моей маме на собственной машине. Муж поднимает меня по лестнице на четвёртый этаж на руках. Потому что он у меня самый лучший и только потом — потому что я инвалид-опорник второй группы. Бессрочно.
Мама смотрит на меня с радостью, а я мрачнее тучи. Я приехала, чтобы расстроить её, очень сильно.
— Мама, я знаю, насколько для тебя это важно. Но, пожалуйста, выслушай меня до конца.
Мама махает мне рукой в сторону диванчика на кухне, зная, что мне тяжело стоять без дополнительной опоры в виде мужа, который сначала помог раздеться и разуться мне, а теперь занят.
— Мама, я хочу бросить университет…
Я, совершеннолетняя, замужняя, полностью себя содержащая, даже вроде как самодостаточная, прячу глаза и боюсь посмотреть на маму. Я стыжусь себя. Я плохая дочь.
— Продолжай, пожалуйста, — спокойно говорит мама, но руки у неё дрожат.
— Мама, я…
И тут я теряюсь, потому что не знаю, как и что сказать.
Что давно, почти сразу, как мне поставили диагноз, обещающий более чем весёлую жизнь в виде растения годам к 25, я начала поднимать свой уровень тогда ещё «чайника»? Мне тогда было 13 лет. Я не знала и не умела ничего, кроме того, что мне вдалбливали в голову. Полгода провалялась в депрессии (настоящей, требующей медикаментозного вмешательства, а не в меланхолии или апатии), начитавшись литературы о своём заболевании, а потом плюнула на всё и решила зарабатывать.
Что я училась в школе фактически экстернатом, потому что обгоняла своих сверстников на годы, и это было самообразование?
Что когда я видела твои светящиеся глаза, когда я объявила о своём поступлении в престижное высшее учебное заведение на бюджет, у меня на сердце образовался булыжник, который рос с каждый годом?
Потому что я прекрасно знаю два момента, которые на редкость взаимоисключающие: «без бумажки ты букашка» и «дипломом ты здоровье не оплатишь».
Когда я впервые увидела цены на свои лекарства (мне было почти 14 лет), я почувствовала, что сейчас поседею. Сказать, что даже русские аналоги стоили баснословных денег — значит ничего не сказать. И, что самое мерзкое, это ведь даже не было лечением. Даже на сегодняшний день моё заболевание не лечится.
Когда я поняла, что пятёрками из школы я не добьюсь ничего, кроме отсутствия вечного нытья преподавателей. Я не оплачу этим свои лекарства и тем более свои похороны. Что пятёрками в школе не оплатишь такси в эту же самую школу. Учебники, форма, питание. А ты работала. Ты всё это время работала на ненавистной тебе, но высокооплачиваемой работе, которую ты терпела для того, чтобы я жила.
Когда я поняла, что если тебе что-то нужно — работай и учись. Именно в таком порядке. Поэтому с твоей помощью и собственным мозговым штурмом нормативно-правовых актов в совершенно нечеловеческих количествах я выбила себе свободный график.
Меня не видели в школе неделями: я обращалась даже к бросившему нас с тобой отцу, чтобы работать и учиться. Да, ему не нужен «генетический мусор», зато хорошие работники — на вес золота. К девятому классу я знала экономику, сопромат, матан и функан. К десятому — патологическую анатомию, биохимию и квантовую физику. Курс средней школы я окончила ещё к восьмому классу.
Я не спала сутками. Я тренировала свои мозги. Даже изгалялась над своим телом разнообразными физическими упражнениями, познавая каждый сантиметр ещё не разрушившихся мышц. Днём я работала в фирме, вечером посещала курсы, ночью читала. Я знала, что время уходит. Ещё с момента депрессии я чувствую этот таймер в себе каждое мгновение своей жизни.
И вот этот день настал. Да, были нервные срывы. Да, были истерики. Да, было отчаяние. Я заканчиваю школу с кучей троек, которые мы с тобой, мама, получили из гениального среднего между пятёрками за тест, домашнюю работу, работу у доски или контрольную и двойками за несданную работу, пропущенную контрольную, которую мне потом отказались давать написать, или поведение, когда я опаздывала на урок, потому что не успевала доковылять до аудитории из туалета.
Ох, мама, сколько сотен часов ты провела в кабинете у директора! Даже вызывали представителей власти по делам несовершеннолетних, когда кто-то из учителей увидел 16-летнюю меня с сигаретой. Ещё бы я не курила.
Прости меня, мама. Я вытерпела четыре с половиной года в университете. Если школу я была обязана терпеть, то это — уже нет. И я не могу больше.
За все кривые взгляды на девочку, с трудом перемещающуюся по лестницам и шарахающуюся от каждого, кто проносится мимо со скоростью выше средней скорости потока, к которой я с таким трудом приноровилась. За тычки в спину от одногруппниц, от которых я летела вниз по лестнице. За испорченные вещи. За украденные флаконы духов. За демонстративно захлопываемые двери.
Я пыталась, мама. Я пыталась с ними говорить. Но для них то, что первые два курса я ездила в университет на такси (точнее, приезжала раз в месяц, сдавала всё на «отлично» и «хорошо» и уезжала) — это «насосала». А уж когда я сдала на водительское удостоверение с пометкой «ручное управление» — так вообще конец света. Меня стали сживать с него самого. Уничтоженные лабораторные работы, курсовые, зачётки, ведомости. Ложь в деканате. Я знаю, мама, этим людям больше нечего делать. Я помню, но это не значит, что я понимаю.
Когда они увидели у меня на руке обручальное кольцо, меня в очередной раз столкнули с лестницы. А публичное выступление превратилось в высмеивание моего заикания. Преподаватель молчал. Ещё бы, я ведь чужак, так как редко появляюсь.
Мама, я даже ходила с ними на вечеринки. Сначала. Они пригласили меня один раз. В клуб меня пустили без досмотра, их обшмонали. На их вопли «А почему её не досмотрели?!» им ответили, что по мне виден мой уровень заработка. Это стало спусковым крючком.
Да, мама, я понимаю, что они ничего не знают, не понимают, не хотят…
Мама, если бы не срочные госпитализации, я бы заработала гораздо больше. А требуются они именно после моих визитов в университет.
Да, мама. То, что ты знаешь, что у меня собственный бизнес, это ещё один показатель того, что я плохая дочь. Я врала тебе. Несколько лет. Я скрывала свою деятельность. Я не могла и не хотела ни с кем обсуждать то, что я делаю. Я, даже смешно говорить, боялась элементарно сглазить.
Мама, в последнюю госпитализацию мне огласили счёт. И я поняла в очередной раз, что диплом о высшем образовании не даст мне ничего, тем более — ещё нескольких лет жизни. А моя работа — даст. Я не могу тратить своё время на университет.
Прости меня, мама. Диплом о высшем образовании не поможет моему телу вскарабкаться на поребрик и залезть в общественный транспорт, а страховая фирма оценила каско и ОСАГО на нас с мужем в 98 тысяч рублей.
Прости меня, мама. Прости, пожалуйста. Я знаю, я помню, мама, это твоя мечта, чтобы у меня было высшее образование. Но я так больше не могу. Коляска с электрическими батареями стоит как наша с мужем нынешняя машина, только обслуживание куда дороже. И я хочу осуществить твою мечту о пенсии в личном домике в Болгарии. И муж хочет мне в этом помочь.
Прости меня, мама. Мне осталось в лучшем случае четыре года.