В 3 у меня спросили, хочу ли я брата. Тогда я была влюблена в брата подруги и с восторгом заверила, что хочу, только старшего. Родители умилились и через несколько месяцев я получила орущий свёрток. Он родился болезненным и капризным, мне не разрешали подходить, шуметь, приводить друзей, ходить в гости (а то заразу принесу). Всё чаще приходила бабушка посидеть именно со мной, а когда пришло время идти в 1 класс, меня перевезли к ней с вещами. Я была в шоке, но быстро поняла, что у бабушки куда лучше. Там я нашла лучшую подругу и когда у неё родился брат, мне было её так жаль. Вот только ходить к ней в гости мне никто не запретил, шуметь нам тоже было можно, брату нравилось наблюдать как мы бесимся, а её мама могла заниматься своими делами. Когда мы гуляли с коляской во дворе, пришли родители. Теперь я готова вернуться домой и нянчить своего, раз с чужим так вожусь, ведь это по МОЕЙ просьбе они его родили. Мы так редко виделись, что я не считаю его братом и не хочу менять дом и школу. КМП за эгоистичность.

Живем с подругой, вместе воспитываем мою дочку. Она асексуалка, отношения ее не интересуют, хотя через несколько лет хочет завести ребенка. Мне же не повезло с мужчинами, первый муж подсел на наркотики, умер через полгода после развода, второй бросил меня сам, третий муж ушел к своей первой любви через месяц после рождения ребенка. Я не хочу трепать себе нервы и в 35 искать мужчину, да и дочку жалко, учитывая, как я умею выбирать себе пару. У подруги последние отношения были 12 лет назад и она счастлива. Дочери скоро в школу, нас обеих зовет мамами, добавляя имя. Как объяснить окружающим, что мы не пара лесбиянок? ПМП.

А меня задолбали недопереводчики. Это очень наивные и простодушные люди, которые думают, что если могут смотреть сериал в оригинальной озвучке, то смогут и переводить. Я ж язык знаю, делов-то!

И вот уверенный в себе человек решает зарабатывать переводами. Благодаря интернету фриланс доступен любому. Получаем заказ, берём словарь и творим. Термины есть в словаре, порядком слов и сочетаемостью мы не заморачиваемся: зачем, я ж язык знаю! Получившийся текст отправляем заказчику, не вычитывая. Пятница и Вторник с заглавной буквы — норма; ошибки в деепричастных оборотах — спасибо хоть запятые поставили. Кавычки ставятся произвольно, косвенная речь оформляется в лучшем случае как в оригинале. Ворд исправно подчёркивает ошибки красным, но даже такая очевидная помощь игнорируется. И ведь есть неадекватные люди, которые платят за подобный текст с опечатками, пунктуационными ошибками, местами несвязным бредом.

Так уж вышло, что мне приходится это проверять. И я говорю о переводах на русский, родной язык. Однажды мне попался такой перевод с китайского, что я несколько месяцев считала автора китайцем. Узнала правду, когда похвалила тягу к изучению такого трудного русского языка.

Проблемы с языком — ещё цветочки. Встречается и тотальное отсутствие логики, когда, перепутав предлог, мы получаем тонну нефти ценой в 200 рублей. Бывает, что переведена целая страница достаточно понятного текста общей тематики, названия компаний и географических объектов явно указывают на предмет, а «переводчик» даже не понял, про что переводит. Но самое обидное — наглость. Не так легко проверить знание экзотического языка, зато Гугл-переводчик всегда под рукой. Таким образом любой студент-первокурсник превращается в полиглота. На несколько тысяч знаков уходят не часы, а секунды.

Пожеланий у меня немного. Товарищи бездари, продолжайте в том же духе! Чем больше вас, тем больше платят специалистам.

Была тут история от человека, которого задолбали поиском талантов. Так вот, хотелось бы мне оказаться на его месте!

Не могу точно сказать, когда я увлеклась писательской деятельностью. Помню, корябала что-то в тетради ещё печатными буквами, не зная письменных, которым меня научили в первом классе, куда я пошла в шесть лет. Читать я любила всегда, где-то лет с четырёх-пяти. Попытки создать нечто подобное (какое счастье, что я не помню текстов!) были весьма логичны.

Лет в восемь или девять начала писать то, что сейчас называют фанфиками. В одиннадцать — собственные зарисовки с собственными персонажами. Для меня они были почти реальны. Я хорошо представляла каждого из них и знала о них всё: внешности, характеры, биографии… Да, наверное, исполнение было ужасно, но я совершенствовалась.

К четырнадцати годам закончила произведение объёмом примерно в 15 авторских листов (один авторский лист — 40 000 знаков с пробелами). Немногим позже узнала, что некое издательство ищет авторов. Подходило всё: и жанр, и объём. А дальше… Дальше ничего не произошло.

Я даже не попыталась связаться с издательством. И дело было не в возрасте, отнюдь нет. Я не верила — и, признаться, до сих пор не верю, — что это кому-то нужно. Те немногие люди, которым я показывала свои работы (а среди читателей были не только мои ровесники) говорили, что пишу я более чем хорошо, а те из них, кто знал меня под псевдонимом, искренне удивлялись, когда узнавали возраст. Результат нравился даже мне самой. Несмотря на всё это, произведение было погребено в тонне прочих файлов, хранящихся на моем компьютере.

Мне пять лет. «Уйди, не мешай».

Семь лет. «Какие ещё танцы? Не запишу, у тебя всё равно ничего не получится, а мне стыдно будет».

Девять лет. «Ну какой идиоткой надо быть, чтобы получить четвёрку за такую лёгкую контрольную?»

Двенадцать лет. «Никуда ты гулять не пойдёшь, пока всё на пять не выучишь, а то мне на собрании будут за тебя высказывать. У всех дети как дети, а ты простейшие вещи выучить не можешь».

Четырнадцать лет. «Что ты там строчишь?» Быстро сворачиваю текстовый редактор. «Только и можешь с подружками болтать и в игрушки играть, на другое мозгов не хватает». Задумчиво смотрю в сторону шкафа, где лежат дипломы за победы в предметных олимпиадах и похвальные листы за отличные успехи в учёбе. Вздохнув, открываю редактор и продолжаю дописывать последнюю главу того самого произведения.

Да, господа и дамы, все эти слова принадлежали моей маме, с которой я жила, пока не съехала в общежитие при вузе. Отца никогда не знала, как и многие другие жители страны.

Семнадцать лет подряд мне повторяли, что я ни на что не способна. Семнадцать лет я слышала, что ничего не добьюсь. Семнадцать лет я боялась, что маме за меня перед кем-нибудь будет стыдно. Да, впрочем, всё это продолжалось и позже, когда мы с мамой жили за несколько сотен километров. Разве что не в лицо, а по телефону или скайпу.

Когда она нашла мой рисунок, она долго ещё высмеивала его. Хотя творчество своё я ей не показывала с раннего детства — видимо, из-за подобного случая. И я знала, что если издательство откажет, то меня опять будут ждать насмешки и издёвки не от постороннего человека, а от родной матери, что хуже во много раз.

Самый близкий человек никогда не верил в меня и не поддерживал. Она лишь говорила мне, как правильно жить, чтобы быть как «нормальные люди». Те самые нормальные люди, которые встают ни свет ни заря, чтобы через пробки прорваться в офис на купленной в кредит машине, а потом, вернувшись в квартиру, за которую тоже надо платить ипотеку, падают перед телевизором и поглощают огромное количество бесполезной информации. К слову, мать примерно так и делала: работала продавщицей, несмотря на высшее образование, и смотрела российские сериалы. Впрочем, каждому своё.

Я не стала совсем «нормальной», но нахожусь к этому намного ближе, чем хотелось бы. Вечера и выходные провожу в съёмной однушке, коплю на собственную жилплощадь. В свободное время всё ещё пишу — чёрт, как же мне это нравится! — и порою открываю то самое первое серьёзное произведение, о котором упоминала выше. Могу отредактировать пару фраз, но затем закрываю обратно. Всё равно эти действия не имеют смысла: не могу преодолеть психологический барьер, мешающий мне хоть теперь попытаться что-то издать. Ни ту работу, ни новые. Не верю в себя, ведь у меня ничего не получится, а матери будет стыдно.

Что же, спасибо, что выслушали. А теперь я, пожалуй, пойду спать, ведь завтра рано вставать, чтобы не опоздать на работу. На работу, должность на которой я занимаю весьма престижную — в моём кресле хотели бы быть многие. На работу, на которой я порою задумываюсь о будущем не компании, а мира, находящегося лишь у меня в голове да в файлах на моем компьютере. На работу, которую я с годами так и не смогла полюбить.

И нет, меня задолбали не люди, которым не нравится, что в них кто-то верит. И даже не работа. Задолбали высокоинтеллектуальные представители человечества, выкручивающие лампочку в подъезде, — вот с ними действительно хочется сделать что-нибудь плохое. А с остальным я уже свыклась.

Добрый день. Я вор. Ворую всё и у всех.

У меня дома есть устройство для записи компакт-дисков. С его помощью я ворую деньги у исполнителей и распространителей песен.

У меня дома есть принтер. Он позволяет мне обворовывать издательства и авторов.

У меня дома есть стиральная машина. Так я отнимаю деньги у прачечных.

Ещё у меня дома есть электрический чайник, которым я активно пользуюсь, тем самым разоряя рестораны.

И даже сейчас, набирая этот самый текст своими руками, я лишаю какую-нибудь машинистку законного заработка.

А задолбали меня те, кто не понимает, что такое кража на самом деле.

Разрешите представиться: студент МГУ. Да-да, того самого, знаменитого-прекрасного. Суть драмы в том, что я студент, близкий к тому, чтобы окончить вуз — и окончить его как специалист.

Наш выпуск — последний выпуск специалистов. Студенты, поступавшие после нас, числятся уже бакалаврами. Помимо разницы в программе (и весьма нехилой) и статуса, основное различие заключается в сроках обучения. Бакалавры учатся четыре года, после поступают в магистратуру, которая длится два года. Специалисты учатся пять с половиной лет, из которых пять лет под завязку забиты учёбой, сессиями и аттестациями, а полгода — это практически чистая работа над дипломом. И это, поверьте, вовсе не лишние полгода: огромный процент дипломов — это работы, включающие в себя множество экспериментов, работу с теорией, проверки, отчёты, рецензии и, в конце концов, написание нескольких десятков страниц выверенного до запятой текста.

Я студент-специалист пятого курса. И в сентябре этого года до моего сведения дошло, что Министерство образования настаивает на том, чтобы сократить срок моего обучения на полгода. «Выпускайтесь в июле», — заявляет Минобраз.

Я студент пятого курса, и я два дня в неделю провожу в работе над дипломом. Этого времени мне — впритык, если считать полгода чистой работы. Нас таких много.

Разумеется, во всём можно найти свои плюсы: на полгода раньше получим диплом, на полгода раньше начнём работать… Но, чёрт побери, что за свинство — менять сроки нашего обучения в последний момент? Я студент пятого курса, и я не понимаю: это что за @#$ня вообще?

Точную информацию мы получим в декабре. У всех только начаты дипломные работы, на носу сессия, впереди — ещё одна сессия и госы, а мы можем оказаться перед фактом, что теперь ещё и диплом надо делать в бешеной спешке.

Не-а, я никому не желаю гореть в аду. Но от всех нас сообщаю товарищам, всё это затеявшим: вы свиньи. Смотритесь в зеркало по утрам почаще: мало ли, вдруг из-под накладного носа пятачок проглянул?

Я расскажу, почему обычные девушки временами становятся придирчивыми и обидчивыми злюками.

Воскресенье. Просыпаюсь в разбитом состоянии, кидаю размораживаться куриные ножки, чищу картошку, записываюсь к врачу на понедельник и собираюсь в тренажёрный зал, чтобы не пропускать завтрашнюю тренировку. После тренировки обнаруживаю причину утреннего самочувствия: критические дни. Плетусь домой, голова и живот начинают предательски болеть. Дома объясняю парню ситуацию, съедаю таблетку, кидаю курицу в духовку, делаю пюре и падаю с книжкой на диван в ожидании, когда подействует обезболивающее.

Садимся обедать. Мне кусок в горло не лезет, съедаю пюре и иду спать. Через три часа валяния и час сна меня будит парень, зовёт на каток, а точнее, спрашивает разрешения сходить одному. Я уже немного зла за то, что меня разбудили. Обнаруживаю на плите открытую кастрюлю с закончившимся пюре. Пью чаёк с травами, принимаю душ и засыпаю уже до утра.

Первые две трети рабочего дня проходят в штатном режиме, а потом у меня резко падает давление. Коллеги отпаивают сладким чаем и откармливают шоколадом. Работы остаётся минут на пятнадцать, до конца рабочего дня два часа. Отменяю запись к врачу. Пишу парню SMS, через час звоню и прошу меня забрать, но узнаю, что его отпустили с работы и он только что поставил машину на стоянку и зашёл домой, а SMS не читал.

Автобус по пути домой ломается за пол-остановки до дома. Звоню парню, чтобы он поставил набираться ванну и согрел чайник. После щелчка входной двери слышу ёмкое «Блин!» и топот парня в сторону ванной комнаты, а затем кухни. Ещё не обижаюсь, злюсь изрядно. Обнаруживаю, что он доел всю еду, прошу сварить макароны. Переодеваюсь, завариваю травяной чаёк, ложусь в ванну. Через полчаса обнаруживаю на плите полкастрюли отборного кипятка, от парня снова слышу «Блин!» и топот в сторону кухни.

Я живу с этим человеком год. Он прекрасно знает о моём плохом самочувствии в критические дни, что мне нужно много времени, чтобы заснуть, что я без вопросов отпускаю его куда-либо с друзьями. Мы много раз договаривались, что он будет убирать за собой еду в холодильник, читать мои сообщения, звонить, если его отпускают с работы, и готовить ужин, если приходит домой раньше меня.

Милый, почему я обиделась?