В декабре Илья Яшин выложил видос про реагенты:

Там он упоминает что финны не ипользуют реагенты вообще. У кого финны таскают идеи, думаю, все знают, так вот, в том же декабре мне (не)посчастливилось побывать в Стокгольме, в нашу (не)любимую балтийскую погоду “около нуля туда-сюда”. Естественно, никаких реагентов на улицах. Так вот, весь город — адский каток

И такая дребедень на каждом мосту

И у королевского дворца тоже

При мне пара человек чуть не навернулась, один навернулся, и я сам был к этому несколько раз близок

Так вот, может в РФ и пилят на реагентах, и состав нарушают, и технологию — тут я в материале не сомневаюсь, но приводить в пример страны, отказавшиеся от достижений цивилизации, предлагать отказываться от реагентов вообще и обходиться гранитной крошкой могут только экобесы, ненавидящие людей. Кстати, Соболь, на которую Яшин ссылается, выступает именно за это — за нормализацию использования, а не за отказ

Почти с самого начала серия мне что-то дико напоминала. Потом дошло.

Попало в ленту подписок, на фоне срачика со Шпилей косвенно цепануло

Лингвистически-феминистическое

Столкнулась я тут лбами с радикально-феминистическим новоязом. В виде применения его сторонницей ко мне любимой слова «авторка». Нет, на выходе даже полезно оказалось: так меня этот словесный кадавр просто коробил, интуитивно, а тут я задумалась, проанализировала и поняла, почему и в чём на самом деле дело.

В русском языке, грубо говоря, некорневые морфемы (части слова) делятся на флексию (окончание) и аффиксы (приставки, суффиксы и некоторые более редкие варианты). Флексия собственного значения не имеет, она показывает только грамматические признаки: число там, падеж, род (его — не всегда, у слов «папа» и «мама» одно и то же окончание «а»). А вот аффиксы, кроме грамматического значения, имеют и собственную семантику: скажем, кош-ечк-а — это маленькая кошка, при-лечь — это лечь ненадолго. А еще в русском языке существует морфемная омонимия, интересное такое явление, о котором доморощенные реформаторы предпочитают не вспоминать. Правильно предпочитают, а то неудобно получается, картина мира сыпется с грохотом. А между тем всё равно по-ложить — это завершенное действие, а по-ходить — продолжающееся некоторое время; пре-большой — это очень большой, а пре-ставиться — пере-йти в мир иной; барабан-чик — маленький барабан, а лет-чик — тот, кто летает...
А теперь вернемся к нашим… баранкам. То есть к суффиксу -к-, о котором изначально пошла речь. Да, он может быть феминитивным (студент-к-а, граждан-к-а, кош-к-а, наконец; однако тут надо осторожно, потому что помянутая баранка — не женщина-баран). Может -к- и сообщать слову значение инструментальности по производящей основе (тяп-к-а — то, чем тяпают). Но самое-то распространенное значение у -к- — не то и не это, а вовсе даже третье. Да, правильно. Именно то, которое из всяких Лены и Бори, коими желают пренебречь, сделает Лен-к-у и Борь-к-у. Которое любую деву, в чьей чести или происхождении усомнились, позволит назвать дев-к-ой. Которое мужчину, недостойного мужского звания, превратит в мужчин-к-у. И так далее. Высокопродуктивная модель, ничего не поделаешь. Хоть сто сексуальных и любых других революций в мире случись, а Ваню, который недостаточно уважаемый Ваня, будут называть Ванькой. Ну есть у -к- это значение, пренебрежительно-уничижительное, не попишешь тут ничего, и частотно оно, как невесть что.
А теперь внимание, лопата. Что делают наши радикальные-радикальные реформаторки русского языка с названиями профессий?
Язык не фраер, он уже так или иначе ответил на запрос общества. Женщины стали работать в «мужских» профессиях, профессии стали общими — и стало вполне возможно (и можно) говорить «она врач» или «наша редактор», слова грамматически мужского рода стали совершенно нормативно употребляться так же, как слова общего (как «он/а у нас умница» или «этот/эта сирота»). Ладно, допустим, что радикалкам мало, им нужен везде феминитивный аффикс, аналитические способы обозначения рода и пола им признать убеждения не позволяют. Будем уважать чужие убеждения. И что мы видим? А то, что их сторонницы не пытаются литературизировать просторечный суффикс -их- (гном — гномиха) и сделать «авториху».  Не пытаются доказать, что суффиксы -ш- и -ниц- могут обозначать не только жену по профессии мужа (и ведь обозначают, «учительница» и «писательница» значат совсем не то же, что «пани полковница»). Не продвигают безусловно феминитивный -есс-, у которого никаких суффиксов-омонимов нет. Не пытаются даже по модели «Фёдор — Федора» переставить ударение, добавить флексию и образовать «автОру» (хотя есть языки, в которых уже сделано именно это)! Зато с упорством, истинно достойным лучшего применения, лепят ко всем основам на -ор/-ёр именно тот феминитивный аффикс, который гораздо чаще бывает уничижительным, чем феминитивным. А в случае этой основы и подавно, потому как уже есть уничижительный прецедент — чем отличается актёрка от актрисы, ни одному образованному человеку объяснять не надо! Ну так что, кто тут унижает женщин, кому диагноз по словоупотреблению?
Нет, я нисколько не против феминитивов, это нормальная вещь, вполне востребованная и нужная. Те, которые образованы не поперек шерсти законам языка и не кладя с прибором на словообразовательные модели, вполне себе приживаются и живут — в той или иной форме, совершенно не обязательно с феминитивным аффиксом (там, где аффикс может нормально работать, он и закрепится по крайней мере в разговорной речи — как названия учительниц с суффиксом -ичк- в речи школьников, а там, где  он, что называется, нэ лизэ, может сработать и аналитический способ). А вот лингвокадавров всегда постигает общая трагикомическая судьба лингвокадавров. Старательно навязываемая некоторыми особами «авторка» вместе с «докторкой» скорее всего останется там же, где хорошилище в мокроступах, которое пошло на позорище, там же, где  имя Даздраперма и слово «замкомпоморде»: в области словесных курьезов. И вряд ли кто-то будет, как ни предполагай сие сторонницы радикальной лингвистики, через десять лет бегать и настаивать, что «я не автор, я авторка», сколько ни ставь несогласным диагнозов по юзерпику и ни доказывай, что милое сердцу образование в языке останется. Ну не живут мертворожденные, не-жи-вут. Дышать они не умеют.

з.ы. Если что, к феминизму отношусь… ну, проще сказать «я к нему отношусь». Но считаю, что дамам, именующим себя «радфем», права на монополизацию феминизма никто не давал и не даст. А еще считаю, что насиловать нельзя никого: ни мальчиков, ни девочек, ни языки.
з.з.ы. Ссылки на западнославянские языки, где феминитивы с -к- нормативны, не принимаются. Эти языки — не диалекты русского, а я говорю о последнем.